Теперь Томас смог разглядеть, что вокруг крыльца плещется целое озеро мутной морской воды; по «озеру», как во время бури, бежали волны с белыми шапками пены. Сумеречные охотники, вскарабкавшись на кучи вывороченных из земли каменных плит и другого мусора, рубили мечами какие-то странные серо-зеленые штуки, возникавшие из воды. Эти «штуки» были блестящими и скользкими на вид и напомнили Томасу морских змей. Одна такая «змея» устремилась к Анне, и молодая женщина хлестнула тварь кнутом; кусок щупальца отвалился, из обрубка хлынул тошнотворный вонючий ихор. Томас услышал воинственный голос Евгении и только в этот момент сообразил, что сестра тоже находится там, во дворе. Он повертел головой, пытаясь найти ее, и увидел, как отсеченный кнутом кусок «змеи» обмотался вокруг туловища Огастеса Паунсби.
Огастес издал пронзительный вопль, выронил ангельский клинок и, вцепившись в мясистое щупальце, попытался оторвать его от себя. Но все было тщетно: «морская змея» туго стиснула тело несчастного, он начал задыхаться, жадно хватал ртом воздух. Томас бросился было к нему, но Евгения успела первой. Сверкнул длинный меч, лезвие разрезало мерзкое зеленое щупальце и заодно куртку Огастеса. Дергающиеся куски шлепнулись в воду, а Огастес упал на колени, хватаясь за живот.
– Евгения, – сипло пробормотал он. – Благодарю тебя… я этого не заслужил…
Евгения окинула его презрительным взглядом.
– Естественно, не заслужил, – процедила она. – А теперь подбери оружие и помоги нам для разнообразия.
После этого она повернулась к нему спиной и принялась рубить «морских змей», задержавшись лишь на мгновение для того, чтобы подмигнуть Томасу.
– Это была неожиданная, но поучительная сцена, – заметил Кристофер.
Томас мысленно согласился с другом, но радоваться было некогда.
– Мидаэль, – нараспев произнес он, и ангельский клинок «ожил» в его руке.
Он шагнул вперед, с некоторым трудом передвигая ноги в воде, доходившей до щиколоток; Кристофер и Алистер держались рядом. Что-то возникло из серой пены – очередное щупальце, на этот раз вполне живое. Оно было невероятно длинное и толстое, как тело взрослого мужчины; когда оно нависло над ними, Томас заметил, что его нижняя сторона утыкана сотнями грозных черных шипов.
Щупальце со свистом устремилось вниз, и Томас решил, что сейчас ему придет конец, но кто-то схватил его за руку и вовремя оттащил в сторону.
Алистер.
Вместе они рухнули в холодную воду, а щупальце ударилось о стену рядом с дверью Института; раздался треск, в стене образовалась огромная дыра, в воду с плеском посыпались камни. Из облака кирпичной пыли возник Габриэль Лайтвуд с занесенным для удара мечом.
Щупальце, не теряя времени, схватило новую жертву и прижало руки Габриэля к телу; запятнанный ихором клинок выпал из его руки и утонул в грязной воде.
Габриэль сопротивлялся, но тварь держала его крепко. В воду падали крупные капли крови. Кристофер что-то неразборчиво выкрикнул и бросился к отцу, Томас поднялся на ноги и побежал следом за другом. Он принялся яростно рубить и колоть серо-зеленое щупальце, похожее на гигантский резиновый шланг, краем сознания отметив, что Алистер Карстерс рядом и тоже сражается с отвратительным монстром.
Когда Корделия, Мэтью и Джеймс, задыхаясь от быстрого бега, добрались до Маунт-стрит Гарденс, они обнаружили, что ворота распахнуты. Оглядываясь по сторонам, они медленно шагали по расчищенным от снега тропинкам среди серых платанов. Сквер был пуст. Корделия сказала себе, что это вполне естественно. Да, рядом, в здании из красного кирпича эпохи короля Якова, располагалась школа, но ведь было еще слишком рано для детей, а в такой холод никому в голову не пришло бы гулять здесь до рассвета.
Тем не менее она никак не могла избавиться от неприятного чувства – ей казалось, что за ними наблюдают. Но сколько ни напрягала зрение, она не заметила среди белых сугробов и темных деревьев ни единой живой души. Джеймс быстро обошел парк. Он был без шляпы, и холодный ветер развевал его черные волосы. Прежде чем покинуть дом, они воспользовались гламором, иначе их компания обязательно привлекла бы внимание пешеходов на Саут-Одли-стрит. Но, судя по всему, прятаться было не от кого. Корделия решила, что они, наверное, прибежали слишком рано – а может быть, слишком поздно, – но в этот момент Джеймс хрипло вскрикнул:
– Мэтью! Быстрее сюда!
Мэтью и Корделия в недоумении переглянулись. Джеймс стоял у бронзовой статуи в центре сада и яростно жестикулировал. Мэтью бросился к другу, Корделия последовала за ним.
Она сразу поняла, почему Джеймс позвал именно Мэтью. У бортика фонтана лежало тело рыжеволосого мужчины в броне Сумеречного охотника. Неподалеку на снегу поблескивал какой-то металлический предмет – как будто его выронили или выбросили за ненадобностью.
«Пифос».
Приблизившись к фонтану, Мэтью замер. Лицо его приобрело мертвенно-бледный цвет.
– Чарльз, – прошептал он.
Он словно прирос к месту, и Корделия, схватив его за руку, буквально подтащила его к тому месту, где лежало тело убитого. Джеймс перевернул Чарльза на спину, и они увидели страшные колотые раны. Однако, приглядевшись, Корделия с облегчением сообразила, что Чарльз жив: грудь его едва заметно поднималась и опускалась.
Джеймс вытащил стило и, отодвинув изорванный, окровавленный рукав, торопливо начал наносить на запястье и предплечье Чарльза руны иратце. Корделия слышала неровное, хриплое дыхание Мэтью. Он пристально смотрел на руны, и Корделия поняла, в чем дело: если рана была смертельной, иратце не «держались» на коже и исчезали, будучи не в силах исправить нанесенный ущерб.
– Они остаются, – прошептала она, хотя и знала, что это не является гарантией благополучного исхода. Она с силой стиснула пальцы Мэтью. – Иди, иди, Мэтью, иначе потом ты не простишь себе этого.
Неловко кивнув, Мэтью подошел и опустился на колени рядом с Джеймсом. Прикоснулся к лицу брата тонкой аристократической рукой, на которой поблескивала печатка.
– Чарльз, – очень тихо сказал он. – Держись, Чарли. Мы позовем на помощь, отвезем тебя в лазарет. Мы…
Он потянулся за стило, но внезапно смолк и замер, не отрывая руки от лица брата. Вторая рука так и застыла на полпути к карману. Корделии показалось, что Чарльз перестал дышать. Братья походили на две статуи. Корделия, ничего не понимая, взглянула на Джеймса, который в тревоге оглядывался. В сквере воцарилась неестественная мертвая тишина. Не было слышно ни воробьев, ни голубей, смолк шум просыпающегося Лондона – крики уличных торговцев, грохот карет, шаги рабочих. Даже листья падуба не шуршали на ветру. Казалось, время остановилось.
Только Джеймс и Корделия могли шевелиться, разговаривать. Сунув «пифос» в карман, он поднялся на ноги и поймал взгляд Корделии. Его золотые глаза вспыхнули.
– Корделия, – прошептал он. – Оглянись.
Она повернула голову и вздрогнула от неожиданности. Со стороны калитки к ним направлялся какой-то темноволосый молодой человек. Он улыбался и насвистывал веселую мелодию – единственный звук в полной тишине. Лицо юноши показалось Корделии знакомым, хотя она сейчас не могла вспомнить, где видела его. Он был одет в белый летний костюм и нес старинный двуручный меч с богато украшенным эфесом. Он был привлекателен, даже красив: точеное лицо, длинные ресницы, сверкающие глаза цвета молодой листвы. И все же при виде его Корделии стало страшно. В его улыбке было что-то хищное, нечеловеческое – она напомнила Корделии улыбку чеширского кота. Помимо всего прочего, она заметила, что пиджак и рубашка незнакомца запятнаны кровью. Джеймс уставился на юношу с нескрываемым ужасом. Мэтью и Чарльз застыли в прежних позах; лица их ничего не выражали, глаза смотрели в пустоту. Они явно ничего не видели, не слышали.