Симон тоже пришел. Он думает, что по-прежнему любит меня, и мне приходится издеваться над ним, только бы он отстал. Ему больше незачем тратить время на меня. Между нами все закончилось бы рано или поздно, но сейчас он помнит только хорошее, потому что боится остаться один и верит, что я решение его проблем. Он заслуживает кого-то, кто соответствовал бы его желаниям, но это точно не я. Мне не нравится быть чьей-то, я хочу оставаться сама собой. Но мне все равно больно, потому что я по-прежнему люблю его и он один из лучших среди всех известных мне людей. Однако сейчас я должна отшить его так, чтобы он потерял всякую надежду на возобновление наших отношений. Лучше для нас обоих, если он это поймет.
Теперь у меня нет ни тебя, ни его. И я даже себя саму больше не узнаю. Не знаю, кто я в этом мире.
Мне немного легче на душе, когда я пишу тебе, словно я уже сейчас разговариваю с тобой. Проблема в том, что ты не можешь ответить, а мне пригодилась бы твоя помощь.
Я боюсь постоянно, поэтому не могу стоять спокойно ни секунды. Я разговаривала со Стиной, матерью Симона. Она священница, ты знала? Мне нужно было узнать, что, по ее мнению, произойдет, когда мы все умрем. Папа связался с Истинной церковью, и он абсолютно убежден, что я попаду в ад, если не окрещусь у них. Представляешь? Мой добрый, трусливый и не самый умный папочка напоминает чокнутого святого отца из ужастиков. Но мы хорошо поговорили со Стиной. Я ее обожаю. Ей удалось успокоить меня сразу по нескольким пунктам. Потом она еще сказала, что ей хотелось бы, чтобы я верила в Бога, а когда я спросила, хочет ли она, чтобы я оказалась на небесах, она просто рассмеялась и заявила, что я попаду туда в любом случае, но что мне будет легче здесь и сейчас, если у меня будет кто-то, к кому я могла бы обратиться. По-моему, это было бы прекрасно. Я с удовольствием обратилась бы к кому-то, в кого могла бы верить. Но, честно говоря, небеса представляются мне почти такой же угрозой, как и ад, поскольку при одной мысли о ВЕЧНОСТИ меня сразу охватывает паника и мне хочется блевать. Я надеюсь, что все просто закончится и наступит темнота, и ты не будешь знать ничего больше, и никогда впредь не возникнет потребности думать.
Мне кажется, сейчас я понимаю, почему ты не хотела больше видеться со мной, когда заболела. До меня это не доходило тогда, мне было грустно, я чувствовала себя обиженной и пыталась ненавидеть тебя, но сейчас я знаю, что значит, когда тебе вынесен смертный приговор, и мне не хочется, чтобы кто-то постоянно таращился на меня и пытался спасать.
Но на самом деле мне, по-моему, необходимо, чтобы меня спасли. По-моему, я так долго старалась сбежать от самой себя, что смогу найти дорогу назад, только когда станет слишком поздно. Я просто не знаю, что случится, если я попытаюсь завязать. Ведь все продолжалось гораздо дольше, чем кто-то даже может себе представить.
Если не останавливаться и не думать, здесь нет ничего особо опасного. Я стараюсь не подпускать никого слишком близко, притворяюсь, что дружу с Элин и Амандой и другими, но там все не по-настоящему и не всерьез. В отличие от тебя.
Есть только один человек, с которым я действительно могу быть сама собой. Он заставляет меня смеяться, иногда не специально. Другие сказали бы, что он недостаточно хорош для меня, но он всегда слушает, не навязывая свои суждения, и я знаю, что он никогда ничего не разболтает другим. Я пишу это письмо у него дома, и ЕСЛИ ОН ПЫТАЕТСЯ ЧИТАТЬ ЧЕРЕЗ МОЕ ПЛЕЧО, ТО МОЖЕТ ПРЕКРАТИТЬ. Он немного (или СИЛЬНО?) одержим космосом, и это началось еще задолго до того, как мы узнали о комете. У него есть телескоп, и, если верить ему, мы скоро сможем увидеть ее приближение. Он рассказал, что несколько лет назад астрономы обнаружили планетную систему, вращающуюся вокруг карликовой звезды под названием Траппис-1, и там есть несколько планет, которые кажутся обитаемыми. Она находится на расстоянии сорока световых лет, что выглядит немыслимо далеко, но все равно близко, если вспомнить о БЕСКОНЕЧНОСТИ Вселенной (мне снова почти хочется блевать, это звучит так же ужасно, как и вечность), и люди из НАСА, смотря в свои телескопы, попытались понять, как все там выглядит. А я подумала, что если оттуда кто-то ТАРАЩИТСЯ НА НАС, то он видит Землю такой, какой она была 40 лет назад. Поскольку их достигает картинка такой давности. Они, наверно, могут видеть наших родителей, но в детском возрасте, когда мы еще не родились. Таким образом, мы как бы оказываемся в БУДУЩЕМ. Это сумасшедшая мысль, но все равно красивая, по-моему. В результате мы вроде даже получаем еще один шанс.
Мне надо заканчивать. Пожалуй, стоит все-таки немного поспать. Я перечитаю это письмо еще раз перед отправкой, но потом, потому что сейчас в голове полный бардак. Кому-то может показаться, что я понаписала всякой чуши. Но ты всегда понимала меня, когда я была немного не в себе, поскольку МЫ ОДНОГО ПОЛЯ ЯГОДЫ. Ха-ха.
Обнимаю. Люблю. Все такое.
Я не плакала, когда читала послание Тильды у Каролин. Мозг не позволил. Я знала, что это мой единственный шанс выяснить больше, и у меня не было времени размышлять, правильно я поступаю или нет. Поэтому я подождала, пока Каролин занялась чем-то на кухне, и влезла на страницу Тильды в социальной сети. Она не закрыла ее, и я могла просмотреть все сообщения. Возможно, полиция проделала то же самое и искала такие же вещи, как и я, вроде явных угроз убить ее или плана встретиться с кем-то в Hoppe. Но ничего подобного там не оказалось. Зато нашлось другое. Как до смерти Тильды, так и после нее. Кто-то забрал телефон моей подруги и выдавал себя за нее, так что никто не начал искать Тильду всерьез. Я посмотрела мое собственное послание. Оно так и не удостоилось ответа. Тело Тильды нашли на следующий день. Больше не имело смысла притворяться.
Я сфотографировала все, что хотела обдумать и, пожалуй, проверить, а потом попрощалась с Каролин и поблагодарила ее за то, что она позволила мне прочитать письмо. Я обнимала ее, пока она плакала, но по-прежнему ничего не чувствовала. Смогла даже утешить ее, когда речь зашла о случившемся в Линдгордене накануне. Сама же я дала волю слезам, только вернувшись домой.
Даже не помню, когда я плакала так в последний раз. Уже не верила, что еще могу это делать. Потом силы полностью оставили меня, словно я пробежала марафон.
А ты умеешь плакать или у вас есть другие способы отводить душу?
Я поговорила с Симоном. Он скоро придет сюда. Ему стоит знать, что Тильда пишет о нем, сколь много он значил для нее.
Мы, пожалуй, сможем помочь друг другу. Он нужен мне, а я ему.
И он не убивал Тильду. Теперь я точно это знаю.
В дверь звонят. Напишу еще потом.
СИМОН
Дверь мне открывает маленькая девочка десяти-одиннадцати лет. Она выглядит точно как Люсинда на старых фотографиях Тильды.
– Привет. Я пришел встретиться с Люсиндой, – говорю я, стараясь воздержаться от наигранного псевдовзрослого тона, который сам ненавидел в ее возрасте.
– Кто ты? – спрашивает она и скептически смотрит на меня. – Ты из Истинной церкви?