ПОСЛАНИЕ: 0021
ОСТАЛОСЬ 2 НЕДЕЛИ И 6 ДНЕЙ
Прежде всего, о моем предыдущем послании. Мне немного стыдно, когда я его перечитываю. Ночь странным образом влияет на людей. Забудь, что я там написала.
Я почти не спала с тех пор. Смотрела фотографии Тильды, как выложенные ею самой, так и снимки других, на которых она оказалась. Август, июль и июнь я быстро оставила позади. На снимках, появлявшихся вплоть до конца мая, Симон присутствовал почти постоянно. Они выглядели все более влюбленными, чем дальше я листала. Скоро позади осталась и зима с ужином в День святого Валентина, новогодним праздником, Рождеством дома у Каролин и Класа, катанием на санках по первому снегу с Амандой и ее парнем. В Хеллоуин вся компания нарядилась в персонажей из Гарри Поттера. Мой взгляд задержался на одной сентябрьской фотографии. Они тогда только начали встречаться. Тильда смотрит прямо в объектив, именно она держит телефон. Симон снят в профиль. Его кожа кажется еще более темной на фоне ее бледного лица, их губы почти соприкасаются. Его глаза закрыты. Фотография мне знакома. Тильда показывала ее во время одного из их последних визитов ко мне в больницу.
Они, похоже, были счастливы вместе. Но мы показываем другим только те снимки, которые сами считаем удачными.
Я прочитала все соболезнования по поводу ее смерти, зашла на страницы всех тех, кто их писал, поискала слухи относительно кого-то иного помимо Симона. И даже пошарила среди анонимных комментариев в сети. Улов оказался довольно скудным и вдобавок омерзительным. Кто-то утверждает, что Симон мусульманин и его надо отправить «домой», «на родину». Другой, осведомленный о том, что он вырос с двумя мамами, называет это причиной, сделавшей его женоненавистником. Как обычно, такие идиоты железно уверены в своей правоте. Однако появление подобной белиберды вовсе не означает, что Симон убил ее.
И если я собираюсь выяснить, кто это сделал, мне надо начать с него. Я написала ему, что хочу встретиться и поговорить о Тильде. Мне необходимо посмотреть ему в глаза. Конечно, наивно думать, что я смогу узнать истину только с помощью взгляда. Он мне не знаком толком. И все равно я должна попробовать.
Тебе известны какие-то особые уловки, позволяющие изобличить лжеца? Ты, пожалуй, умеешь читать мысли. Или с помощью щупалец проникать прямо в чужой мозг. Я, к сожалению, не обладаю такими способностями.
Симон ответил почти сразу же. Он предложил увидеться на причале на озере.
Я намереваюсь записать наш разговор. Просто на всякий случай.
СИМОН
Я пробежал кружок вокруг озера и вспотел в толстом свитере, который напялил на себя. Как только я расположился на причале, меня сразу же окружили голодные комары. Уже темнеет. Пока я смотрю по сторонам, загораются фонари вдоль беговой дорожки. Они напоминают шары, раскачивающиеся между деревьями, и их свет образует желтую ленту, опоясывающую воду. Но никаких больше бегунов в этот вечер не видно. Я у озера один. И, если не считать плеска воды у причала, вокруг царят тишина и покой.
Я искал в Сети любые намеки на то, чем Тильда могла заниматься в последний вечер, но не нашел ничего.
Завтра похороны, но я не пойду.
Тильда умерла. Покинула нас навсегда. Говорят, мы продолжаем жить в воспоминаниях других, но, если осталось меньше трех недель, скоро не будет никого, кто мог бы ее помнить. Сейчас смерть гораздо более окончательная, чем когда-либо прежде.
И меня тоже никто не будет помнить. Или мам и Эмму.
Я опустошаю бутылку с водой, которая у меня с собой. Мне пришли еще два анонимных сообщения с разных номеров. Я оставил телефон дома, прежде чем отправился сюда, – не хотел видеть новые. Но Люсинда опаздывает, и, если у нее возникли какие-то проблемы, она не сможет связаться со мной.
Она написала, что ей необходимо поговорить о Тильде. Мне тоже нужно о ней поговорить. Повспоминать ее вместе с кем-то. Уже просто невыносимо оставаться наедине с мыслями.
Я оборачиваюсь. Кто-то спускается по поросшему травой склону к берегу. В темноте мне виден только неясный силуэт.
Меня охватывает паранойя.
А вдруг кто-то последовал за мной сюда отомстить за Тильду?
Именно я предложил Люсинде встретиться здесь, поскольку хотел быть уверенным, что нам никто нее помешает. Сейчас до меня доходит, что я в полном одиночестве, без телефона, а вокруг никого.
Нервы натянуты как струны. Но потом силуэт оказывается в свете одного из стоящих у берега фонарей, и я вижу, что это Люсинда.
– Я забыла, что вечер наступает так рано, – говорит она, ступив на причал.
Вроде нервничает, судя по голосу? Я знаю ее не так хорошо и не могу толком понять.
В курсе ли она слухов обо мне? Если да, неужели решилась бы встретиться со мной здесь?
Я спрашиваю себя, надо ли мне подняться и обнять ее, но, по-моему, Люсинде бы это не понравилось. И действительно, она садится так далеко от меня, что еще двое смогли бы поместиться между нами.
– Спасибо, что захотел встретиться со мной, – говорит она и поправляет шапку.
– Я обрадовался, когда ты дала о себе знать. Мы двое ведь знали Тильду лучше всех других.
– Я не знала ее ближе к концу.
– Но ты знала ее гораздо дольше, чем я.
Я многое хочу узнать о Тильде, о многом спросить, но не знаю, как начать.
– Странно, собственно, что мы почти не встречались, – говорю я.
И сразу сожалею о сказанном, поскольку здесь нет ничего странного. И мы оба знаем почему. Я смущаюсь и чувствую себя неловко. До старших классов средней школы у меня плохо получалось разговаривать с людьми. Я всегда немного витал в облаках, анализировал все. Сейчас снова занимаюсь тем же.
– Она снилась мне ночью, – говорю я. – Она стояла посередине комнаты и говорила… 4 га ты делаешь? Неужели думаешь, что они нашли меня? Совсем чокнулся. Я же сказала, что просто возьму паузу.
Люсинда кивает.
– Я тоже постоянно вижу ее во сне, – говорит она. – Когда могу спать.
Комар садиться мне на шею, и я пытаюсь прихлопнуть его. Люсинда вздрагивает. Пытается улыбнуться. Но сейчас я знаю, что она боится.
Она боится меня.
– Некоторые верят, что я убил ее, – говорю я. – Ты знаешь про это?
Она молчит. А другого ответа мне и не требуется.
– Ты тоже так думаешь? – продолжаю я.
– Я не знаю, во что мне верить.
Мое разочарование столь велико, что у меня начинает шуметь в голове.
– Я не убивал ее. Но мои слова не помогут, правильно? Именно так ведь заявлял бы убийца?
Люсинда смотрит в сторону. На ее угловатом лице лежат тени.
Внезапно я вспоминаю один из первых случаев, когда Каролин и Клас позволили мне переночевать у них. В комнате Тильды было темно. Мы расстелили покрывало на полу. Она лежала на моей руке и говорила очень тихо, я с трудом разбирал ее слова: «Я так боюсь, что она умрет, но мы не можем разговаривать об этом. Не можем разговаривать ни о чем больше. Я не могу делиться с ней своими бедами, поскольку мои проблемы сущая ерунда по сравнению с ее, и я не могу рассказывать ни о чем хорошем, ведь… создается ощущение, словно я напоминаю ей обо всем, что она… она никогда не сможет получить». Тогда Тильда впервые плакала при мне. «Ты можешь разговаривать со мной», – сказал я. Она провела пальцами мне под мышкой: «Я знаю. Но она ведь моя лучшая подруга. А ты одна из тем, на которую я хотела бы поболтать с ней».