Я немного гуляю с Бомбомом по парку. Я очень долго лежал без движения – тело словно немного чужое. Когда мы возвращаемся домой, я впервые за несколько дней принимаю душ. Однако даже под теплыми струями воды мне не удается избавиться от ощущения нереальности происходящего. Немного позднее я отправляюсь со Стиной в путь. Мир за ветровым стеклом машины кажется не более чем декорацией. Я натягиваю кепку почти на глаза, не хочу ни с кем встречаться взглядами, но время от времени создается ощущение, словно обгоняющие нас автомобили сбрасывают скорость.
Мы минуем поворот на Норра Портен. Я таращусь прямо вперед, но уголком глаза все равно вижу бирюзовый фасад стекольной фабрики.
– Симон, – говорит Стина. – Ты не мог бы поговорить со мной?
– О чем?
– Ты знаешь.
Она поправляет свои очки. Они все еще немного перекошены после того, как она заснула в моей кровати.
Я проезжаю по старому мосту через железную дорогу, и мы движемся по окраине утопающего в зелени района вилл. По другую сторону домов тянется лес. Старая церковная колокольня возвышается над верхушками деревьев.
– Тебе в церковь или в Линдгорден? – спрашиваю я.
– В Линдгорден.
Дальше мы едем в полной тишине. Стина не решается заговорить на интересующую ее тему, а я вообще не настроен болтать. Вскоре позади остается поворот к маленькой лесной часовне, где должно состояться прощание с Тильдой. Меня не пригласили. Я звонил и Класу, и Каролин, но не получил ответа. Пожалуй, они тоже считают меня убийцей.
Но это не должно играть никакой роли. Скоро ведь мы все все равно погибнем.
Я крепче вцепляюсь в руль. Если сейчас расплачусь, Стина не оставит меня в покое. Машина, кажется, сжимается вокруг нас. Мы словно замурованы в консервной банке.
Лес резко заканчивается, и я вижу оштукатуренную и покрашенную в белый цвет церковь, которая стоит здесь с девятнадцатого века. Между надгробьями растет высокая трава, но ведущую к входу гравийную дорожку явно недавно привели в порядок граблями. Я еду дальше к Линдгордену. Скоро мы будем на месте. Скоро я смогу вернуться домой и снова лечь в кровать.
Чем ближе мы подъезжаем к низкому кирпичному приходскому дому, тем больше машин стоит по краям дороги. Все места на парковке заняты. Удивительно.
– Я никогда не видел здесь так много народа, – говорю я и сбрасываю скорость.
– Надо же, – бормочет Стина и довольно улыбается. – Примерно о чем-то таком я и мечтала, когда училась на священника.
Старик в джинсовой рубашке вылезает из стоящего перед нами автомобиля и активно жестикулирует. Несколько находящихся на парковке пенсионеров громко смеются и машут ему в ответ. Я вижу семьи с детьми и дам среднего возраста, похоже, специально нарядившихся ради этой поездки. Учитель математики Ролф, рассказавший нам о комете, курит у входных дверей.
– Они верят в бога? – спрашиваю я.
– Многие из них хотят сейчас покреститься… на всякий случай, – говорит Стина и улыбается снова. – Но им не обязательно верить. Церковь должна быть открыта для всех.
– Но если они не верят, что тогда делают здесь?
– Людям необходимы контакты с другими. Общение. По-моему, психотерапевтические группы помогают лучше всего. Многие приезжают сюда по одному, но я вижу просто фантастические встречи тех, кто никогда не знал друг друга раньше.
– Тебя послушать, так в комете даже есть что-то хорошее.
– Нет. Естественно, нет. Но… мне бы хотелось, чтобы люди были такими в прошлом.
Я смотрю в зеркало заднего вида на группу мамаш с колясками, которые проходят за нашей машиной. Интересно, были ли они знакомы, пока не начали ходить сюда?
– Ныне люди раскрывают другим душу так, как они никогда не позволяли себе прежде, – продолжает Стина. – Часто даже забывают старую вражду. Просят прощение и получают его. Они хотят облегчить свою совесть.
Мне становится любопытно, хочет ли того же убийца Тильды.
Смог бы я получить его или ее признание, если бы знал, кто это был?
– А тебе не слишком трудно постоянно говорить о смерти? – спрашиваю я.
– Таких разговоров не столь много, как может показаться. Мы больше разговариваем о жизни и как найти ее смысл в оставшееся время.
Слезы подступают к глазам. Несколько раз я с силой моргаю.
– И что ты говоришь им? В чем смысл жизни?
Стина едва заметно улыбается:
– Я главным образом стараюсь слушать. Именно это сейчас людям нужно.
– Но что-то тебе надо отвечать? Это же твоя работа.
– Я не могу никому рассказывать, в чем смысл их жизней. Но могу помочь им понять самим, в чем он, собственно, состоит. И ответ чаще всего в том… что люди в таких ситуациях вспоминают о тех, кого они считают наиболее близкими. Вспомни обо всех попытках позвонить родственникам из падающих самолетов или из башен-близнецов в Нью-Йорке.
У меня возникает подозрение, что она сейчас говорит о нас. О нашей семье. Что нам необходимо держаться вместе. Но я не могу думать не о ком ином, кроме Тильды. Вся наша планета напоминает сейчас падающий воздушный лайнер, и я не был ей нужен так, как она была нужна мне.
– О'кей. Позвони, когда нужно будет ехать, – говорю я.
Стина отстегивает ремень безопасности и вешает сумку на плечо. Однако она продолжает сидеть в машине. Вытягивает вперед руку. Осторожно, словно опасаясь, что я попытаюсь сбежать. А мне едва удается подавить желание именно это и сделать.
Она торопливо гладит меня по щеке:
– Мне тоже не хватает Тильды. Я ужасно ее любила. А она любила тебя.
– Недостаточно, – бормочу я. – Иначе не решила бы порвать со мной.
– Ты много значил для нее. Я знаю это.
– Перестань. Ты ничего не знаешь о чувствах Тильды. Ты понятия не имеешь о том, какой она стала.
Стина отводит взгляд в сторону. Снова поправляет очки:
– Да. Ты, конечно, прав. – Она открывает дверь. – Попробуй поговорить с ней. Она, возможно, услышит тебя.
Стина выходит из машины, а я качаю головой. Тильда не захотела разговаривать со мной при жизни. Почему у нее должно возникнуть желание сделать это теперь, даже если она и могла?
– Ты не хочешь проводить меня внутрь? – спрашивает Стина, заглядывая в салон.
Я снова качаю головой, и она вздыхает, а потом захлопывает дверь. Однако, когда Стина проходит мимо капота, я уже вижу на ее лице хорошо знакомую мне доброжелательную улыбку и как она радостно машет кому-то, кто ее позвал.
СИМОН
ОСТАЛОСЬ 3 НЕДЕЛИ И 1 ДЕНЬ
Я и Эмма лежим на ее кровати и смотрим фильм, но мне трудно сосредоточиться на погоне через переполненный вокзал. Все мои мысли о том, что актерам и любому статисту, хоть раз промелькнувшему на заднем плане, скоро предстоит умереть. Что и вокзал, и пустынный пейзаж, куда на какое время перемещается действие, и улицы большого города, где потом разворачивается погоня на автомобилях, в ближайшем будущем перестанут существовать.