Я объяснила клиентке, что мы будем работать по двум направлениям, изучая одновременно и ее отношения, которые сейчас в состоянии кризиса, и ее детство. Она сможет научиться по-новому вести себя, чувствовать себя и стать видимой – неважно, с Джошем или без него.
Незащищающие матери
Львица загрызет насмерть любое существо, угрожающее потомству. Любящая мать должна быть не менее самоотверженной. Из всех обязанностей матери (если она хочет, чтобы дочь добилась успеха в жизни), возможно, главной является защита. Если мать осознанно отказывается защищать дочь от обид, а также физического или сексуального насилия от рук отца, отчима или любого другого человека, то ее следует считать виновной в содействии преступлению. Эмоциональное отчуждение принимает травматический или опасный оборот, когда мать предает дочь, молча наблюдая за происходящим и позволяя причинить ей физический вред.
Некоторые матери, пугливые, пассивные и разрушительно корыстные, позволяют бить своих дочерей и домогаться их вместо того, чтобы дать отпор агрессору, пусть даже с риском получить травму или быть брошенными. Они сделают все, чтобы остаться с партнером независимо от того, насколько жестоко и бесчеловечно игнорировать крики и мольбы дочери, а то и внушат себе, что они правильно поступают, не вмешиваясь. Они отворачиваются и молча позволяют злодействам совершаться, будучи уверенными, что их дочери сами навлекли на себя всю эту боль, и оставляя их наедине с чувством страха, сомнения и вины.
Ким: призраки прошлого
Ким – эффектная сорокадвухлетняя женщина с золотисто-каштановыми волосами, пишущая для женских журналов. Она рассказала, что в ее отношениях с шестнадцатилетней дочерью Мелиссой появились трения и напряжение. Ким и Мелисса были очень близки, но когда Мелисса начала естественным образом отдаляться, предпочитая проводить время с друзьями, Ким охватила тревога. У Мелиссы было много друзей, и она хорошо училась, а Ким сказала, что хочет, чтобы все так и оставалось.
Ким: «Она постоянно жалуется, что я ей не доверяю, но все, что я делаю, – лишь расставляю границы, чтобы ничего не вышло из-под контроля. У нее “комендантский час” в девять вечера, в это время она должна отметиться дома, где бы ни была. И конечно, никаких свиданий и ночевок. Это надежный рецепт от проблем».
Я сказала, что не понимаю, почему она так обеспокоена. У Мелиссы были хорошие отметки, и все шло неплохо.
Ким: «Да. Но я знаю, что происходит, если не присматривать за детьми в этом возрасте. Они выходят из-под контроля за секунды».
Было видно, что Ким беспричинно ожидает от дочери только плохого, и я не была удивлена, что шестнадцатилетняя девушка обижалась на столь жесткие ограничения. Ей даже не разрешалось пойти вечером в кино и остаться до конца сеанса, если требовалось успеть домой к девяти. Однако Ким настаивала на том, что ее дочери требуется защита.
Ким: «Вы ведь знаете, какие страшные вещи случаются и как просто попасть в неприятности. Жаль, что моя мама не заботилась обо мне так же, как я забочусь о Мелиссе. В жизни было бы меньше хаоса».
Я попросила Ким хорошенько подумать, не связано ли ее беспокойство о дочери с трудностями в ее собственной жизни. Могли ли это быть призраки прошлого?
Она задумалась.
Ким: «Наверное, я всегда сомневалась, буду ли хорошей матерью. Знаю, что немного поздновато об этом говорить… У меня было ужасное детство, но я подумала: “Все в прошлом, и пора кончать с этим. У меня сейчас хорошая жизнь. Надо просто стиснуть зубы и продолжать”. Но у меня помойка вместо прошлого».
Глаза Ким наполнились слезами. Я уверила ее, что как только мы основательно разберемся с «помойкой», она больше не будет иметь над Ким такую власть. Я спросила: «Что происходило дома, когда ты была маленькой?»
Ким: «Единственный человек, которому я доверила рассказ об этом, – мой муж… У меня было кошмарное детство. Отец был тираном с приступами сумасшедшей ярости. Он избивал меня и регулярно швырял об стену. А мама просто стояла и молча смотрела. Она ничего не делала! Она позволяла ему обращаться с собой как с ничтожеством, она позволяла ему так же обращаться со мной. Я расплачивалась за то, чтобы у нее был муж и видимость семьи. Ее волновало только то, что подумают другие».
Когда в семье присутствует насилие, мать превращается в испуганного ребенка, беспокоящегося больше о собственной защите от физической или психологической жестокости, чем о защите дочери. Она прячется, иногда используя своего ребенка в качестве щита от нападения агрессора, вместо того чтобы предпринять необходимые меры и выгнать обидчика из дома.
Ким: «Мне так хотелось, чтобы она защитила меня и позаботилась обо мне. Но она только наблюдала, а затем вела себя так, будто ничего не заметила».
Ким стала агнцем для заклания, пока ее мать жила в постоянном режиме отрицания. В подобных ситуациях правда становится врагом, потому что угрожает сложившемуся нездоровому балансу деструктивной семьи. Если бы такие матери посмотрели правде в глаза, то, возможно, сделали бы что-нибудь: позвонили в полицию или органы опеки. Но они слишком напуганы, чтобы даже подумать об этом. Поэтому столь важной для них становится политика молчания, послушания и невмешательства.
Ким: «Отец был сумасшедшим. Он бил меня ремнем, орал на меня, наказывал. Я все делала неправильно. Каждый день в том доме казался адом. Я будто задыхалась… там мне было мало воздуха. К пяти-шести годам я познала бешенство, ненависть, ярость и панический страх лучше, чем кто-либо вообще должен знать. Я желала отцу смерти… и я ненавидела его так сильно, что хотела убить. Разве хоть один ребенок должен быть знаком с этим чувством?
А моя мать! Я знаю, что она слышала мои крики, слышала удары ремня по телу. Слышала боль в моем голосе, когда я звала на помощь… И ни разу не защитила меня. Я была ее маленькой девочкой, но она ни разу… (Она тихонько заплакала и вытерла слезы.)
Знаете, чего я долго не могла понять? Почему мы не могли уйти жить к бабушке. У нее был большой дом, и я всегда считала свободные спальные места и удивлялась, почему мы не можем остаться. Нам было куда уйти, но мама держала меня под одной крышей с этим чудовищем. Она позволяла ему избивать меня и моего младшего брата… Я сказала ей, что мы все можем сбежать. На что она ответила: “Ты знаешь, что не можем. Твой отец никогда не даст мне уйти. Не говори об этом. Этому не бывать. И больше не поднимай эту тему”. У меня опускались руки, я все время боялась, и мне было не с кем поговорить. Я усвоила, что мое мнение не имеет значения – наверное, поэтому попыталась выразить свои чувства на бумаге. Я чувствовала себя одиноко и не знала, кому могу доверять».
Когда убивают доверие
Атмосфера страха, безысходности и предательства на много лет оставила у Ким отпечаток на способности разбираться в людях и ситуациях, и она не могла выработать собственный точный определитель эмоций. Уйдя из дома, она стала бросаться в крайности в ситуациях, связанных с доверием к людям. Это случается со многими дочерьми, не получившими в детстве защиты. Они могут ошибочно полагать, что все хотят сделать им больно или предать их, и верить, что они одни в опасном мире. Страхи, сомнения и ожидание худшего могут свести на нет духовную и интимную близость. В конце концов, если вы не можете доверять собственной матери, почему остальные должны вести себя по-другому?