Ариман кричит. На людях загорается одежда. Толпа охвачена безумием.
***
Две девушки стоят перед сожженной деревней. Над почерневшими домами кое-где курится темный дым. Вокруг – ни души.
— Это ты во всем виновата, Ариман. И я ненавижу тебя! – произносит кудрявая и уходит прочь.
***
Молодая женщина с вьющимися волосами сидит в кресле-качалке рядом с камином. Золотые отблески огня делают ее лицо необычайно выразительным и мягким. На руках у женщины спит маленький мальчик. Мать напевает ему колыбельную.
Скрип двери, и в комнату входит Ариман. Под лисьей шубой богатое платье, на шее драгоценное ожерелье.
— Я пришла повидаться с тобой, Лиза, — говорит Ариман.
Но на лице нет радости, только страх.
— Уходи, — зло отвечает сестра. — Ты уничтожаешь все, к чему прикасаешься! Я не хочу, чтобы ты убила моего ребенка.
Руки Ариман сжимаются в кулаки. Ее голос дрожит. Она протягивает сестре знакомый медальон с прозрачным камушком.
— Это защитит его…
Но Лиза не хочет слушать.
— Убирайся прочь! – кричит она.
Плачет проснувшийся ребенок. Ариман уходит…
***
Меня ослепляет яркий свет. Раздаются крики, но я не могу разобрать слов. Люди в белых халатах повсюду. Кто-то рядом громко всхлипывает, повторяя мое имя. Какой знакомый голос… Мама? Мама! Но я не успеваю ответить. Темнота накрывает с головой, и я снова проваливаюсь в пустоту…
***
Первым, что я почувствовала, когда очнулась, был холод. Он до краев заполнил мое тело. Боли не было. Сначала. Она, будто спала вместе со мной. И со мной же проснулась. Чем больше времени я проводила, бодрствуя, тем отчетливее ощущала ее, ноющую и неумолимую.
— Ты родилась в рубашке, — шутил лечащий врач. — Хорошо, что тебя успели довезти. Операция прошла на удивление легко, и ты большая молодец. Организм борется. Если такими темпами и дальше пойдет, через несколько недель будешь дома.
Молодой хирург, которому пришлось делать экстренную операцию на моем сердце, сразу стал звездой больницы скорой помощи. Все говорили, что он сотворил чудо. Да я и сама так считала, сокрушаясь, что не смогла его поблагодарить лично.
— До свадьбы заживет, — повторял лечащий врач каждый раз во время обхода. — Будешь, как новенькая! Левый желудочек не напрягать!
Произнося последнюю фразу, он делал нарочито серьезное лицо и смешно грозил пальцем.
Но мама не видела поводов для веселья. Она повторяла, что если бы я и вправду «родилась в рубашке», то уж точно не влипла бы в такую историю. Сходила, называется, проведать бабушкину подругу: два трупа в квартире, полный разгром и нож в сердце. В том, что эта подруга была не совсем простой, мы с бабушкой маме так и не признались.
За четверо суток, что я без сознания провалялась в реанимации, мама как будто постарела и сделалась меньше ростом. В ее темных волосах появилось несколько серебряных нитей. У папы вид был обеспокоенный. Он ходил какой-то насупленный и нервный.
Отощавшая Марго, которой, по ее словам, кусок в горло не лез после всей этой истории с ножом, навещала меня каждый день. Если бы не огромные синяки под глазами, ее запросто можно было выпускать на подиум. Не об этом ли она всегда мечтала? О нашем наказании родители благополучно забыли.
Первые несколько дней телефон беспрестанно тренькал, оповещая, что пришли очередные сообщения от одноклассников. Все они желали мне скорейшего выздоровления и крепкого здоровья. О моем случае даже написали в газетах. В одной из статей корреспондент критиковал равнодушных соседей Елизаветы Ивановны, которые, наверняка что-то слышали, но не вызвали полицию, а теперь отпираются, мол, тихо-мирно все было в тот злополучный день.
По правде, меня это тоже удивило. Взрыв, погром, а тревогу так никто и не поднял…
Самым сложным оказалось объяснить произошедшее двум молодым следователям, которые навещали меня чуть ли не каждый день. В присутствии мамы и бабушки, они расспрашивали о случившемся.
Им я рассказала примерно следующее: зашла к бабушкиной подруге Елизавете Ивановне («…чтобы передать семена для рассады», — подсказала мне бабушка), мы пили чай на кухне, потом в дверь позвонили, пришел мужчина, они с хозяйкой квартиры о чем-то спорили, а потом прогремел взрыв. Незнакомец что-то искал в квартире, спешил, меня не заметил. Когда я пошла за пледом, чтобы накрыть труп Елизаветы Ивановны, обнаружила еще одну комнату. В ней была старушка, прикованная к кровати. Видимо, она испугалась, что вернулся преступник, и пырнула меня ножом.
Версия, конечно, вызывала много вопросов. Но единственное, чем я могла помочь следователям, так это составить с художником фоторобот предполагаемого преступника.
Может, я бы и рассказала им, как все было на самом деле, но в присутствии мамы, постоянно возмущающейся медлительностью полиции, и перепуганной бабушки, язык не поворачивался рассказывать про всякую мистику. Только консультации психиатра мне еще не хватало для полного счастья. Провести остаток лета в специальном лечебном учреждении хотелось меньше всего.
Прошло несколько недель, и случившееся мне самой начало казаться каким-то далеким и нереальным. Воспоминания были подернуты дымкой. Будто все это мне просто приснилось. Остался лишь неприятный осадок. Я была жива и относительно здорова. Рядом – мама, папа, бабушка и Марго. Чего еще можно желать?
Тянулись дни. Наконец, врачи разрешили мне самой подниматься с постели и даже немножко гулять. Однако достаточно было сделать несколько шажков, как я тут же покрывалась потом. В области сердца что-то противно ныло и покалывало. Неприятная тяжесть наливала левую сторону тела, а на кончиках пальцев периодически появлялся легкий зуд. Невролог лишь разводил руками, приговаривая, что в моем случае это меньшее из всех осложнений, которые могли быть.
Но самое удивительное, что выздоровела я совершенно внезапно. Сразу после того, как меня навестила парочка чудаков.
Глава 4. Незваные гости
«Ребятки, вымысел — правда, запрятанная в ложь, и правда вымысла достаточна проста: магия существует».
© Стивен Кинг, «Оно»
Был час утренних посещений, но я никого не ждала. Мама с папой на работе до вечера, бабушка на хозяйстве, а Марго удалось записаться в бассейн на утренние занятия по обучению прыжкам в воду.
«С хорошей скидкой», — оправдываясь уточнила сестра.
На самом деле я ничего против не имела. Вся эта суета вокруг, причитания и печальные взгляды порядком надоели. Чем быстрее ко мне начнут относиться как раньше, тем скорее обо всем забуду. Уверена, дежурство Марго у больничной койки в режиме двадцать четыре на семь никак не повлияет на поправку.
Погода на улице стояла теплая: ярко светило солнышко, мир за окном утопал в зелени. Было бы преступлением мариноваться в палате весь день. Дежурная медсестра со мной согласилась и разрешила небольшую прогулку по больничному скверику. С одной стороны к нему примыкала стоянка для машин скорой помощи, с другой была высоченная стена. Две выложенные красной плиткой дорожки крест-накрест, карликовые елочки да клумбы из покрашенных шин — для меня, засидевшейся в четырех стенах, это все казалось раздольем.