«Нет, — сказала она. — Это я сбила ее».
«Боже мой, сколько же вам лет?»
«Шестнадцать. — Она говорила честно, открыто. — Я только что получила права».
— Так ты собираешься рассказать мне, какое отношение она имеет к «виннебаго»? — спросила Рамирез.
— В Финикс я переехал, потому что тут не бывает снега, — ответил я и выключился, не прощаясь.
Биографические сведения продолжали бесшумно печататься. Работала на автомобильном заводе «Хьюлетт-Паккард» штамповщицей. Уволена в 2008 году, возможно, в результате объединения предприятий. Разведена. Двое детей. Переехала в Аризону через пять лет после меня. Работает программистом в управлении автомобильной фирмы «Тошиба». Имеет водительские права, выданные в Аризоне.
Я вернулся к проявителю и всмотрелся в снимок миссис Эмблер. Я всегда говорил, что собаки не получаются на фотографиях. Да, Тако не было ни на смазанных полароидных фото, которые миссис Эмблер так старалась показать мне, ни в тех мелочах, о которых она старалась рассказать. Но собачка Тако ожила в чувствах боли, любви и сознания потери, что выражались на лице миссис Эмблер на этом снимке. Собачка появилась передо мной как живая — сидит рядом с водителем и нетерпеливо тявкает, когда зажигается зеленый сигнал светофора.
Я вставил в айзен новую катушку и поехал к Кэти.
Ехать пришлось по Ван-Бюренскому шоссе: было уже около четырех часов дня, на разделенных трассах начинался час пик. Однако шакала уже убрали. Гуманное Общество действует расторопно. Как Гитлер со своими нацистами.
«Почему у вас нет снимков вашей собаки?» — спросил у меня Хантер. Естественно, что человек, у которого стены увешаны фотографиями собак, должен иметь и снимок своей собственной собаки, но дело было не в этом. Хантер уже знал про Аберфана, следовательно, он получил доступ к моему досье. Поскольку оно было закодировано, меня должны были известить, прежде чем разрешить кому-нибудь доступ к моим биографическим данным. Но для Гуманного Общества, видно, закон не писан. Не так давно Долорес Чивир, одна из знакомых мне по газете репортеров, пыталась опубликовать статью о нелегальных связях Общества с банками биографической информации, но не сумела собрать достаточно доказательств, чтобы убедить редактора. Не пригодился бы ей этот случай со мной?
В моей биографии Общество могло найти сведения об Аберфане, но не о том, как он умер. В те годы убийство собаки не считалось уголовным преступлением, а в суд на Кэти за невнимательность при вождении я не подавал, даже в полицию не заявлял.
«Я считаю, надо заявить в полицию, — сказал помощник ветеринара. — Осталось в живых меньше сотни собак. Нельзя же позволять людям давить их почем зря».
«Побойся ты Бога, ведь шел снег, машины заносило, — рассердился ветеринар. — Она же еще ребенок».
«Ну, она достаточно взрослая, чтобы получить права, — сказал я, глядя на Кэти, которая рылась в сумочке, отыскивая свое удостоверение. — Достаточно взрослая, чтобы ездить по дорогам».
Кэти нашла удостоверение и протянула его мне. Оно было совсем новенькое, даже блестело. Кэтрин Поуэлл. Две недели назад ей исполнилось шестнадцать лет.
«Это пса к жизни не вернет. — Ветеринар взял у меня права Кэти и вернул их ей: — Поезжайте домой».
«Мне надо занести ее имя в записи о происшествиях», — настаивал помощник.
Она вскинула голову и произнесла:
«Кэти Поуэлл».
«Оформлять будем позже», — решительно сказал ветеринар.
Но они так ничего и не оформили. На следующей неделе началась третья волна инфекции и, видимо, уже не было смысла что-то оформлять.
Подъехав к зоопарку, я притормозил возле стоянки. У Эмблеров дело прямо кипело. Вокруг старенькой «виннебаго» крутился с десяток ребятишек, и рядом стояло несколько машин.
— Куда ты, черт возьми, запропастился? — раздался голос Рамирез. — И где твои снимки? Я договорилась с редакцией «Республики» о том, что мы меняемся материалами, но они требуют права первой публикации. Мне нужны снимки сию минуту!
— Я пришлю их, как только буду дома. А сейчас я еду по делу.
— Черта с два по делу! Сейчас ты едешь к своей старой приятельнице. Эту поездку тебе газета не оплатит, не надейся.
— А ты раздобыла сведения об индейцах племени виннебаго? — спросил я.
— Да. Они жили когда-то в Висконсине, но больше их там нет. В середине семидесятых годов их насчитывалось еще около тысячи шестисот в резервации, а всего четыре с половиной тысячи, но к 2000 году осталось только человек пятьсот, а теперь вроде бы их уже не осталось, и неизвестно, что с ними случилось.
«Я могу тебе сказать, что», — подумал я. Почти все погибли в первую волну. В этом обвиняли правительство, японцев, озоновый слой: после второй волны Гуманное Общество издало всякие законы для защиты оставшихся в живых, но было уже слишком поздно, критический минимум сохранения популяции был перейден. А потом уж третья волна стерла с лица земли последних. Может, кто-то из них сидит еще где-нибудь в клетке, и, окажись я в тех местах, я бы его сфотографировал.
— Я послала запрос в Бюро по делам индейцев, — сказала Рамирез, — и они обещали еще связаться со мной, а тебе, как я вижу, на «виннебаго» наплевать. Ты только хотел сбить меня с толку и отвлечь. Чем ты занялся?
Я повернулся к щитку управления и хотел было выключиться, но Рамирез продолжала:
— Что с тобой творится, Дэвид? Два больших материала ты бросил, а теперь даже снимки не можешь прислать. Господи, если что-то у тебя не заладилось, ты ведь можешь поделиться со мной. Я готова помочь. Это как-то связано с Колорадо, признайся.
Я нашел кнопку и выключился.
Шоссе было заполнено машинами, которых становилось все больше с наступлением дневного часа пик. Дальше они разбегались по дорогам с разделителями. За поворотом Ван-Бюренского шоссе к бульвару Апачей сооружали новые полосы. С восточной стороны уже стояли бетонные формы, а на двух полосах из шести с моей стороны сооружали опалубку для новых форм.
Эмблеры, видно, пробрались мимо строителей дороги, хотя у них на это могло уйти недель шесть, стоит только посмотреть, в каком темпе дорожники работают, как они потеют и опираются на лопаты под жарким послеобеденным солнцем.
Шоссе на Месу еще было открытым, многополосным, но, как только я миновал город, вновь пошло строительство разделителей. На этом участке работы уже подходили к концу: с обеих сторон стояла готовая опалубка, и большая часть форм была уже залита бетоном. По этой дороге Эмблеры не могли приехать из Глоуба. Полосы тут такие узкие, что и «хитори» едва проходит, а ряды, предназначенные для автоцистерн, отгорожены. Шоссе Сьюперстишен все разделено, старая дорога из Рузвельта — тоже, так что никаким образом не могли они приехать из Глоуба. Непонятно, как они вообще могли проехать. Разве только по какой-нибудь многополосной дороге, в ряду для водовозов.