В глазах Ликсу я вижу отражение общих воспоминаний о дне, когда наша команда нашла одно из украшений, свисающих с сосны в каком-то глухом лесном городке в Вирджинии. На коре были вырезаны инициалы Джека. Иных доказательств для оправдания Восстановления Флёр мне не требовалось. Ликсу была со мной в тот день, когда мы загнали Флёр в угол в переулке и подвергли наказанию за чувства, которые она испытывает к Джеку. А Ноэль, хоть и выступила исполнителем, очевидно, не извлекла для себя полезного урока и впоследствии все равно помогла им сбежать. За что и поплатилась собственной жизнью.
– Почему Джек ничего с ними не сделал? – спрашивает Ликсу. – Я имею в виду, совершенно очевидно, почему он бросил карты – знал, что они ему больше никогда не понадобятся. Но зачем было оставлять украшения, когда так старательно уничтожил все остальное?
Похоже, они были ему слишком дороги, чтобы избавиться от них.
Я выуживаю из коробки серебряного ангела и, держа его на ленте, читаю выбитую надпись:
«Любовь не знает ни сезонов, ни прихотей природы. Часы, дни, месяцы – без счету ей…»
Строчка из старого стихотворения похожа на любовную записку. Или на некий шифр. Как бы то ни было, если эти елочные украшения имеют для Джека какое-то значение, тем больше причин развесить их, как приманки, по всей Обсерватории, просто чтобы подразнить его, когда он сюда заявится.
– Отнеси ящик и карты в мой кабинет.
– Да, Кронос.
Ликсу осторожно складывает украшения обратно в коробку и собирает карты.
Я опускаю серебряного ангела в карман, уверенный, что теперь у меня есть все, что нужно, чтобы найти Джека, как только он доберется до Обсерватории. Они с Кай, вероятно, будут прятаться в катакомбах под Зимним крылом. Кай тут же ринется на поиски сестры, а Джек замешкается, чтобы придумать план по спасению Флёр. Если повезет, Джек будет не единственным, кого я обнаружу в катакомбах. Было бы достаточно карт, чтобы обнаружить его и выкурить из убежища, но мне они не понадобятся, ведь к тому времени у меня будет око. И магия Геи. Все, что мне понадобится сделать, – это помахать блестящим ангелом на ленточке, и Джек Соммерс сам прибежит ко мне.
20. Окунуться в бурю
Джек
Дождь льет сплошной серой пеленой, когда мы, втягивая головы в плечи, выбегаем из аэропорта в Хитроу и прыгаем в такси. Я даю водителю адрес дома ленточной застройки в Парк-Виста, что на северной стороне Гринвич-парка.
Северный входной портал мне знаком, и как только я окажусь внутри, Зимнее крыло само выведет меня к старому кабинету Лайона.
Вытираю лицо рукавом, но без толку – куртка насквозь мокрая. Знакомый влажный холод пробирает до костей, угнетая не только тело, но и дух, и я с тоской вспоминаю наш дом в Куэрнаваке. И Флёр.
Достаю из кармана сотовый телефон. Пока Кай болтает с водителем, я использую оставшиеся проценты заряда аккумулятора, чтобы проверить сообщения. Последнее голосовое послание пришло несколько часов назад, сразу после того как мы взошли на борт самолета.
– Джек, это Эмбер. Я пыталась связаться с тобой. Мы нашли Поппи. Она на пути в Лондон. Пожалуйста, не делай глупостей, дождись, пока мы туда доберемся. Позвони мне, когда получишь это сообщение.
Пытаюсь связаться с каждым из них, но мои звонки сразу переключаются на голосовую почту, а затем аккумулятор окончательно садится.
Как только мы выезжаем из аэропорта, Кай откидывает мокрый капюшон, срывает с головы парик и засовывает его в рюкзак, небрежно цепляя молнией за длинную розовую прядь. При виде этого у меня перед глазами мелькают мысленные образы, от которых сводит живот. До Обсерватории почти час езды, а еще нужно придумать, как проникнуть внутрь незамеченными.
Кай смотрит прямо перед собой, и в темноте невозможно угадать, о чем она думает. Не знаю, чего она ожидает от прохождения через портал, но, насколько я понимаю, как только мы доберемся до Зимнего крыла, она будет предоставлена самой себе.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на промелькнувший мимо знак.
– Эй, – окликаю я водителя, стуча по перегородке, когда он сворачивает в сторону Пекхэма. – Куда мы едем? Это дорога не в Гринвич-парк.
Водитель бросает взгляд на Кай в зеркале заднего вида.
– Сначала мы сделаем остановку, – говорит она.
– У нас нет времени на остановки.
Она понижает голос.
– Ты можешь сколько угодно считать, что все продумал и предусмотрел, Ланселот, но я-то знаю, что нас там ждет, поэтому не собираюсь возвращаться без оружия. И тебе не советую.
Яркие уличные фонари освещают ее лицо, когда мы приближаемся к той части города, в которую ночью я не рискнул бы соваться.
Водитель сворачивает в узкий переулок, и такси резко останавливается перед закрытой стальной дверью. Кажется, самим своим видом это место предупреждает, чтобы туда не совались. Я даже не знаю, где мы находимся, но решетки безопасности, закрывающие дверь, и разбитые лампочки над ней говорят красноречивее слов.
– Сейчас три часа ночи. Заведение, очевидно, закрыто. Нам следует просто…
Кай передает водителю пачку купюр через перегородку, закидывает рюкзак на плечо и выходит. Водитель смотрит на меня в зеркало, ожидая, что я сделаю то же самое, и мне не остается ничего другого, кроме как, бормоча ругательства, схватить сумку и последовать за Кай.
Я озираюсь на переулок, когда Кай склоняется к звонку. В двери открывается окошко, сквозь которое выглядывает чей-то глаз: темный зрачок оценивающе смотрит сначала на Кай, затем на меня, и окошко снова захлопывается.
Кай хватается за прутья и принимается их яростно трясти.
– Ну же, Огги! Открой эту чертову дверь!
Скрипит засов, и дверь распахивается. В слабом свете мелькают седые бакенбарды мужчины, когда он дергает подбородком в мою сторону через решетку.
– Этот тут нежеланный гость.
– Отлично, я и сам так думаю. – Я тяну Кай за рукав. – Пошли давай!
Кай стряхивает мою руку.
– Мне просто нужно кое-что взять, Огги. Мы не будем тебе мешать, правда. Знакомьтесь: Огастес Пул – Джек Соммерс, – представляет нас друг другу Кай, как будто хозяин только что не велел мне отвалить. – Джек, Огги – мой добрый друг.
Имя Огастеса Пула говорит все, что мне нужно о нем знать. Он не Лето – по крайней мере, больше не Лето, – но, вероятно, когда-то, давным-давно, был чьим-то Куратором, если судить по морщинам вокруг глаз и серебру в волосах. Сковавшее меня напряжение частично отпускает. Непохоже, чтобы он представлял угрозу.
Ворча себе под нос, Огги отпирает дверь и пропускает нас внутрь. Мы следуем за ним по темному коридору в какой-то магазин, где посреди комнаты стоят две треснувшие стеклянные витрины, а у покрытых плесенью стен кучей навалены коробки и прочий хлам. Единственная лампочка под потолком раскачивается, рассыпая вокруг мешающие сосредоточиться мельтешащие тени.