Лаций. Мир ноэмов - читать онлайн книгу. Автор: Ромен Люказо cтр.№ 83

Прошло несколько мгновений, прежде чем он соизволил обернуться к Плавтине. Его кожа была гладкой и бледной, черты – чуть-чуть слишком правильные для человека, даже порожденного генной инженерией. Его светлые, холодные глаза, казалось, всегда глядели сквозь собеседника. Прямые, черные как смоль и очень гладкие волосы, подстриженные с ровной челкой, подчеркивали необычность его лица с высокими скулами и очень длинными, хорошо прорисованными бровями. Ему не хватало только заостренных ушей, чтобы походить на мифического дьявола.

Плавтина безгранично восхищалась своим ментором. Он был одним из самых древних автоматов, по годам уступая лишь самому Ахинусу, и породил на свет многие поколения Интеллектов – лучше продуманных и более упорядоченных, но не обогнавших его в тонкости суждений и в знании Человека.

– Где же остальные? – спросила Плавтина.

– Они заняты: сходят с ума.

– Я не понимаю.

Та Плавтина, которой снился сон, понимала и чувствовала, как кровь стынет в жилах. Не сказав больше ни слова, Виний повернулся к стене с экранами. Она проследила за его взглядом.

На экранах были умирающие люди. Большинство из них лежало на кроватях или на диванах в окружении медицинских инструментов, в путанице катетеров. У некоторых к торсу или ко лбу были прилеплены электроды – маленькие бесполезные пиявки. Лица у них были каждое на свой лад искажены болезнью. Запавшие глаза, мокрая от пота кожа, волосы, прилипшие ко лбу. Во сне они уже походили на покойников, лишенных, однако, того безмятежного вида, который придает переход от жизни в смерть. Потому эта сцена походила не на галерею посмертных масок, замерших в вечном созерцании абсолютной пустоты, но на выражение глухой внутренней боли во всех ее проявлениях, которой, казалось, ни одна жизнь не способна выдержать. Весь спектр Человечества демонстрировался с экранов на этой стене: мужчины и женщины, римляне, светлокожие кельты, коренастые финикийцы, греки с оливковой кожей и расы всех промежуточных оттенков, большие и малые, как один пожираемые лихорадкой. Развитие эпидемии, начавшейся шесть месяцев назад, для Плавтины не представляло никакого секрета. От первых симптомов до летального исхода проходило тридцать семь часов, четырнадцать минут и восемь целых четыре десятых секунды. Болезнь проходила ужасающе линейно, состояние ухудшалось четкими этапами, выверенными, как партитура похоронного марша. Чума продвигалась волнами, всякий раз заражая все больше населения, поражая всех без разбора. Рассредоточенные по солнечной системе когорты одновременно оказывались сражены, и индивидуальные трагедии словно растворялись в массивной и механической непомерности самого события. Как будто Плутон отказался от идеи поражать людей наугад, по своей старой привычке, о несправедливости которой успели забыть в эпоху медикаментозного бессмертия.

И, в противоположность Плавтине из ее сна, та, что видела этот сон, знала, на что так сосредоточенно смотрел Виний: перед ними, на видео, снятых домашними автоматами, были остатки Человечества, последняя, скудная группка выживших.

– Посмотрите, – сказал он глухо. – Они уходят. Уже к вечеру в мире не останется смысла.

Плавтина промолчала. Агония начиналась, и многочисленность умирающих еще усиливала ужас. Некоторые вдруг просыпались, и их широко раскрытые глаза блестели от невыносимой боли. Другие, зная о неминуемой смерти, предпочли, чтобы их усыпили – эту миссию поспешили выполнить их слуги.

Финальная фаза начиналась с огромного выброса тепла. Псевдо-вирус начинал работать в полном режиме. Он уже захватил изнутри тело человека и все, что находилось к нему близко. В отсутствие паллиативного лечения одного жара хватило бы, чтобы убить любого смертного.

Болезнь была оружием. Она разрушала все, что на несколько сантиметров приближалось к пациенту, и его самого.

Больные начинали умирать – каждый на своем экране, с разницей меньше десяти минут. Плавтина не могла смотреть на всех одновременно, но в любом случае процесс у всех проходил одинаково. Все начиналось с волдырей на коже, которые исчезали, превращаясь в бляшки, после – в раны, которые сперва сочились сукровицей, а после обугливались, источая едкий запах подгоревшего мяса и кератина. Те из больных, что предпочитали оставаться в сознании, начинали кричать, черты их лиц искажались от ужаса. Некоторые хватались руками за лицо, когда оно начинало плавиться и сплющивалось, превращаясь в темную корку. Эпидермис, а потом и дерма в конце концов отклеивались и исчезали, когда вся поверхность тела обращалась в неподвижный пепел, который скоро развеивался от последних конвульсий умирающего.

На каждом экране изображение дрожало, а беспомощные слуги суетились в напрасных попытках… чего? Узы приказывали им спасать Хозяев, но невозможно было приблизиться к погибающему телу и не сгореть самому. Природа болезни не оставляла никакого сомнения: то был артефакт, изобретенный военными. Разработка такой заразы наверняка потребовала огромных усилий, но Плавтина не нашла в архивах никаких ее следов. Они пришли к общему выводу: речь о наследии неспокойных времен войны против Алекто, а может, и об изобретении самой Алекто. Однако полубожественный искусственный интеллект повстречал собственную Немезис. То, что от него осталось, давно уже разобрали по косточкам и проанализировали. Ничего, связанного с ужасной Алекто, не оставили без внимания. Плавтина, помимо прочего, сама в этом удостоверилась. А может быть, она ошиблась? Что-то пропустила? Та Плавтина, которая во сне проживала воспоминание трехтысячелетней давности, теперь задалась этим вопросом.

Однако зловещая метаморфоза отвлекла ее от этих мыслей. Теперь болезнь набросилась на более глубинные. Даже самые стойкие из пациентов к этому времени умерли от шока. Стоны смолкли, наступила мертвая тишина. Тела теперь напоминали людей без кожи, изображения которых люди до сих пор вешали на медицинских факультетах. Нервы, мышцы, связки, органы – все слой за слоем обратилось в пыль. Стремительная и методичная декреация, не оставляющая ничего на волю судьбы, не пропускающая ни пяди живой ткани. Последние следы плоти исчезли, открывая взгляду оголенный скелет. От лиц теперь оставались только черепа с пустыми глазницами, с застывшей улыбкой – улыбкой самой Смерти. Но разрушение продолжалось. Кости почернели, на секунду над ними взвился жирный дым, а потом остался только небольшой осадок, серый слой тонкой пыли, припорошивший все вокруг. Над останками продолжал свою разрушительную работу псевдовирус, отыскивая и сжигая все следы мертвых клеток, беспощадно уничтожая малейший участок ткани. Из-за этого над обращенным в прах телом засиял небольшой ореол. Можно было и не проверять: от погибших не осталось и малейшей крохи ДНК.

И это стало концом. Худшее массовое убийство в истории совершилось под беспомощным взглядом кучки автоматов. Плавтина, видящая сон, по-прежнему смотрела на экран, где ничего не происходило. В голове у нее зародилась мысль. Вопрос, которым она раньше не задавалась. Кто в ответе за это?

Это ведь не эпидемия и не несчастный случай. И она, и ее собратья искали этому причины. Они пошли по ложному пути, потому им и не удалось спасти тех, кого полагалось защищать. Правда ударила ее, словно под дых, сломала бы ее, не будь Плавтина всего лишь тенью внутри древнего воспоминания: Гекатомба – так называется не какое-то событие, не несчастный случай, не явление природы. Но что же?