Она оставила нас, а мы заглянули во все каюты по очереди. Их было шесть, по три с каждой стороны, они походили на купе в поезде. Иллюминаторы, кровати под ними. Небольшой стол и крошечный умывальник. Отделаны красным деревом. Друзья-реставраторы научили меня отличать дорогие породы от обычных.
Эта отделка была дорогой. Кровати застелены белоснежным бельем, и, проведя по нему рукой, я убедилась, что это шелк. Гладкий, но без прохлады. Альбертина знала толк в подобных вещах. В тупичке между каютами был туалет, совмещенный с душем, отделанный мелкими каменными плитками, узор на которых ни разу не повторялся.
Мы выбрали каюты напротив. Я повесила рюкзак на крючок в стене. Здесь была учтена каждая мелочь — крючки для вещей, шторка на иллюминаторе, бумага и ручка в ящике стола, лампа на гибкой ножке, которая дотягивалась и до изголовья кровати, и до стола. На кроватях лежали плюшевые халаты, такие же, как у Альбертины, и полотенца. Я закрыла дверь и переоделась, потом взяла полотенце и пошла в душ. Долго натиралась мылом — после жесткого мыла в аэропортах, кафе и общественных местах оно казалось особенно нежным и душистым. Я перебирала нежную пену пальцами, смывала и снова намыливалась.
— Ты умерла там? — позвала из-за двери Мира. — Я тоже хочу!
Я очнулась, выключила воду, вытерлась, надела халат. Мира ждала меня у двери, переминаясь с ноги на ногу. Она скользнула в душ, и он снова зашумел, а я легла на кровать у себя в каюте. Когда напряжение окончательно ушло, вернулась усталость — ведь мы убегали без перерыва практически… Я напряглась, подсчитывая дни и часы с момента, как в окно моей комнаты постучались надувные тираннозавры, и оказалось, что мы были в бегах чуть меньше сорока восьми часов.
Я не хотела засыпать, потому что «Королева тунцов» должна была прийти в Рим через несколько часов. Включила телефон и, пока он искал связь, подключилась к вайфаю «tunaqueen». Зашла в мессенджер. В нашем с близнецами чате висело одно непрочитанное сообщение. Я помедлила открывать его, смотрела на аватарку. Если не знаешь, не разобрать, что там, — а это наше с близнецами селфи, мы хмурились в камеру ноутбука в темной комнате.
Ваня писал: «о, привет. на связи. ты как там?»
Я возмутилась было из-за его вопроса. «Как» я могла быть «там», что вообще за вопрос? Но потом поняла, что он ничего не знает о произошедшем. Он никогда не интересовался новостями, их источником была для него Настя, которая говорила, как радио, которое невозможно выключить. Пока я раздумывала, что ответить, он прислал еще одно сообщение.
«я к олимпиаде готовлюсь. Настя пока взяла академ, волонтерит»
«Настя волонтерит?»
«да. в детдоме в Павловске. сначала ездила туда, теперь поселилась»
Вот почему он ничего не знает. Настя слишком занята своими делами.
«где ты сейчас? Настя говорила, у тебя выставка».
«да. открылась позавчера. но сейчас я в Неаполе».
«весело, как всегда».
«ну да».
Я подумала, написать ли ему, что произошло. Но окошко мессенджера было таким маленьким, оно ни за что не вместило бы всю мою историю. Ваня тоже ничего не писал, хотя я чувствовала, что он точно так же смотрит на монитор и ждет, когда я что-нибудь скажу. Появилось сообщение:
«в питер не собираешься?»
«наверное, можно, когда тут все закончится».
«какой-то проект делаешь?»
Я собиралась сказать, что мы прячемся от похитителей, но он написал:
«подожди, отойду, бабушке помогу подняться. она еще ходит, но сама не может подниматься».
Всплыло сообщение из другого мессенджера, от Лу.
«Нина, ты тут?»
«Да».
«Слушай, мы тут все более-менее восстановили. Сделали вид, будто ничего не произошло».
Она прислала в чат фотографию галереи, на которой все было как до открытия, только золотых огней поубавилось.
«Но вопрос в другом. У нас есть покупатель на рисунок из нью-йоркского периода, который с цирковым шатром».
Я села на кровати, свесив ноги.
«Здорово! Кто это? Музей или коллекционер?»
«Эм… не хочу тебя расстраивать, но это семья туристов из Алабамы. Но дело не в этом. Заявленная цена по каталогу — $2000, а он просит дать скидку».
«Дай ему скидку. И пусть Нью-Йорк висит в доме в Алабаме».
«Он просит продать рисунок за $1000».
Я смотрела на цифру, и чем дольше смотрела, тем более ничтожной она мне казалась.
«Это нормально для первой продажи, — успокаивала меня Лу. — Продай им и рассказывай всем, что ее купил частный коллекционер».
Я молчала, понимая, что хочу расплакаться, причем вовсе не из-за скидки на рисунок.
«Слушай, давай так. Я передам ему, что тебе нужно подумать, допустим, два дня. Они говорили, что будут в городе всю неделю. А ты пока подумай и скажи мне, что решишь».
«Хорошо».
Она прислала в ответ кулак с вытянутым большим пальцем.
Мира, на ходу вытирая волосы полотенцем, вышла из душа, наряженная в плюшевый халат, который был ей велик размеров на пять. Она увидела, что я сижу со включенным телефоном, и коротко сказала:
— Выключи его.
Я посмотрела — сообщений от Вани еще не было, выключила телефон и сунула под подушку.
— Кто она такая? — спросила Мира.
— Альбертина?
— Ну.
— Мамина знакомая. Даже не знаю откуда. Она лет десять назад вышла замуж за старика-миллионера. Отгадай, что случилось дальше.
— Он кокнулся и оставил ей свои миллионы?
— Ну, почти все отсудила обратно его семья, но у нее осталось миллионов пятьдесят, кажется.
Мы рассмеялись.
— Она живет тут? — Мира обвела взглядом яхту.
— Да, ей нравится то тут, то там. Ходит по Средиземному морю. Нам повезло, что она оказалась в Неаполе. Хотя она все равно бы помогла.
— Как думаешь, ничего, если мы пойдем наверх в халатах?
Мы посовещались и решили, что ничего, и поднялись в гостиную.
Альбертина вела привольную жизнь. После смерти мужа она пыталась работать, учиться, но ни то ни другое не пошло, поэтому она купила самую дорогую яхту, которую могла себе позволить, наняла капитана и повара и поселилась на Средиземном море. Горничная на борту тоже имелась. Когда мы гостили на яхте в прошлый раз, ею была шумная, загорелая до черноты неаполитанка, которую я побаивалась.
Альбертина почти перестала сходить на сушу, за то часто принимала гостей на борту. Ее день начинался часов в одиннадцать, до обеда она валялась в кровати, завтракала и запивала завтрак шампанским или просекко
[21]. Потом выходила на палубу и, в зависимости от погоды, принимала воздушные или солнечные ванны, выпивая между делом еще несколько бокалов. Потом, пошатываясь, спускалась в большую каюту, где ее ждал шикарно сервированный обед. После обеда она шла вздремнуть в свою роскошную каюту, чтобы набраться сил перед ужином.