– Люций Морель? – взвизгнула я. – Ты уверен? А что вообще о нем известно?
Все это время я была уверена, что этот загадочный злодей выглядит как высушенная вобла. Неужели он способен ходить по борделям?
– Жаль, что ты не успела увидеть портрет братьев Морель. Фредерик и Люций очень похожи: гладкие черные волосы, бледные худые лица. Но самая примечательная особенность их внешности – маленькие, близко посаженные, серые, как остывший пепел, глаза, – Лео специально сделал паузу, глядя на меня, но я никак не отреагировала. Итальянец вздохнул и продолжил говорить: – Когда Базилия сравнила глаза германца с бесцветными осколками грязного льда, я сразу понял, что она описывает Люция Мореля.
Мое сердце пропустило удар, а затем зачастило вдвое больше обычного.
– Не могу поверить, – пропищала я. – Знаю, что мы здесь для того, чтобы предотвратить гибель Лоренцо и остановить Люция, но… но мысль о том, что Морель действительно рядом, пугает меня.
Лео снова поднялся со стула и шагнул ко мне.
– Не переживай. Базилия обязательно сообщит мне, если германец снова объявится, – Леопольдо внимательно заглянул мне в глаза. – Ты можешь привлечь к себе его внимание, Роза. Люций сразу распознает в тебе самозванку, и тогда… он попытается от тебя избавиться. Вот почему я с самого начала хотел, чтобы ты как можно меньше показывалась на улице, – серьезно сказал Леопольдо, прикоснувшись к моей щеке.
– И почему ты мне все сразу не объяснил?
– Я объяснил, – буркнул Лео. – Просто мне не хотелось откровенничать. Я не доверял тебе на сто процентов.
– А теперь доверяешь? – спросила я.
– Да.
Всего несколько минут назад я едва не плакала, а теперь не могу сдержать улыбки! Я встала на носочки и смахнула со лба Лео нависшую прядь.
– Тебе нужно постричься, – сказала я. – Где местная парикмахерская?
Лео скептически поморщился.
– Не собираюсь я здесь стричься. Ты видела, с какими прическами ходят горожане? Лучше уж я превращусь в Йети.
– Я могу и сама тебя постричь, – предложила я.
– Не хочу быть лысым, – пробубнил Леопольдо.
Я рассмеялась.
– Не волнуйся ты так! Я много раз стригла брата.
– Ну, мне действительно не помешало бы обновить стрижку, – ответил Лео и провел руками по волосам. – Должен признать, я всегда думал, что Пауль стрижется в дорогом салоне.
Я гордо вздернула подбородок и выпалила:
– Долгие годы практики! С тех пор как парикмахер случайно отрезал ему челку, брат доверят свои волосы только мне.
У Лео дернулся уголок рта, он пытался сдержать усмешку.
– Убедила, можешь подстричь меня.
Я радостно хлопнула в ладоши.
– Чудесно! А теперь помоги мне передвинуть этот стул поближе к окну. Да, вот так вот. Сейчас я сбегаю в уборную и принесу все необходимое.
Что же нам понадобится? Льняное полотенце, миска с водой и… Я порылась в косметичке и выудила оттуда маникюрные ножницы. Бинго! Хитро улыбаясь, я вернулась в спальню. Лео покорно сидел на стуле и глядел в окно.
– Приступим? – спросила я и подошла к итальянцу.
Он согласно кивнул.
Я обернула полотенце вокруг шеи Лео и обильно смочила его волосы. Он слегка вздрогнул, когда почувствовал прикосновение моих холодных пальцев, и инстинктивно тряхнул головой. Стараясь унять беспокойный трепет в животе, я отпрянула назад и начала судорожно сжимать и разжимать пальцы. Вдох-выдох, вдох-выдох. Никаких бабочек в животе, Розалина! Я медленно обошла Лео, остановилась напротив и уставилась на его волосы. Ему идут длинные локоны, но, думаю, стоит изменить форму стрижки. Вдруг Лео перевел на меня проницательный взгляд своих зеленых глаз, и я с трудом поборола желание съежиться. Кончики пальцев тут же закололо, под ложечкой засосало, а в животе начала скручиваться спираль. Итальянец прикрыл глаза, и мой пульс тут же успокоился.
Я продолжила вглядываться в спокойное, загорелое лицо Леопольдо. На красиво очерченных губах итальянца мелькнула тень улыбки. Я покраснела и закрыла лицо руками. Не могу поверить, что это происходит со мной! Неужели я схожу с ума от какой-то там улыбки? Возьми себя в руки, Роза, нельзя засматриваться на этого нарцисса. Я снова обошла итальянца и остановилась за его спиной. Ну все, нужно взять ножницы и начать стричь. Волосы Лео почти высохли, частью слиплись, а частью завихрились. Я снова смочила черные локоны водой и приступила к стрижке.
– Знаешь, я не всегда был таким, – прошептал Лео.
Я отложила ножницы, взяла со стола гребень и начала приводить непослушные локоны итальянца в порядок, наслаждаясь тем, как пряди скользят между пальцами. Опять это чувство, на самой границе тела и разума. Оно каждый раз уносит меня из привычного мира в некое измерение душевного трепета.
– Конечно, я никогда не был особенно послушным внуком, – в голосе Лео неожиданно что-то дрогнуло. – Меня воспитывал дедушка – Леон дель Мацца. Ему принадлежали земли Кастелло, а деревня Кастельфалфи, в которой располагалась его резиденция, служила главным обменным центром для всей округи на много километров вокруг. Его слова не подвергались обсуждению, все указания, которые давал дед, должны были исполняться беспрекословно. Он был в высшей степени консервативен и безумно гордился нашим именем и положением в обществе. Дед научил меня свысока смотреть на тех, чья родословная начинается после восемнадцатого века и насчитывает меньше десяти поколений. Он был уверен, что мир лежит у ног дель Мацца, что нам подвластно все. Подростком я уехал учиться в Милан и, помня слова деда, общался только с местной элитой. О, каким же я был заносчивым и высокомерным! А потом я встретил Кьяру.
Кьяра? О ком это он? О бывшей девушке? Горький тугой комок подступил к горлу, и я судорожно вздохнула.
– Сорока, – проворчал Лео и тряхнул волосами. Сорока? Что он имеет в виду? Я думала, что он сейчас начнет рассыпаться в похвалах своей бывшей подружке, а он… назвал ее сорокой? Я молча отложила расческу, снова взяла ножницы и начала поправлять стрижку в области шеи.
– Кьяре нравились драгоценные украшения и брендовые вещи. Я слишком поздно понял, что она всегда только брала и брала, ничего не отдавая взамен. Дурак, я успел безнадежно влюбиться и только потом узнать ее настоящую. С каждым днем я становился все более высокомерным, самовлюбленным, расточительным, а она поощряла мой эгоизм. Кьяра заставила меня поверить в то, что я богоподобен. Моему деду она бы точно понравилась, – Лео сделал паузу и шумно выдохнул. – Она уничтожила во мне человечность, – итальянец тряхнул головой, и я чуть не задела его ножницами. – Вскоре я открыл в себе дар путешественника и активно начал практиковаться. Видимо, что-то изменилось в моем характере, потому что Кьяра заявила, что больше не любит меня. Мы расстались. Она безжалостно растоптала мое сердце, – выдавил Лео и замолчал.