Остров Д. НеОн. Первая книга - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 13

Я тащил ее наверх изо всех сил, а ветер вырывал ее из моих рук, и я дико боялся разжать пальцы и уронить… бабочку. Такую хрупкую нежную бабочку.

Когда вытащил, она заплакала навзрыд, обнимая меня за шею. Сам не понимаю, как прижал ее к себе, как стащил через голову свитер и закутал в него девчонку.

— Дура, Гусеница, какая же ты дура! Пошли отсюда. Быстрее, а то дождь польет, и мы не выберемся.

— Не могу-у-у, — простонала она, — я ногу подвернула.

И в ту же секунду хлынул ливень. Ледяной, колючий, вместе с градом. Я с ужасом посмотрел вниз, на то, как ров стремительно наполняется водой. Поднял сестру и на спине потащил к пещере. Внутри было сыро и так же холодно, как и снаружи. Пещера оказалась катастрофически маленькой и заваленной сухими листьями.

— Уходи, Мадан. Позови на помощь. Ты еще можешь успеть вернуться.

А мне было страшно уйти и оставить ее здесь одну. Такую крошечную в моем свитере, утопающую в листьях и дрожащую от холода. Не знаю, что там говорилось в этой легенде, но именно тут, прижимая ее к себе, я вдруг понял, что больше никогда не смогу ее ненавидеть и что я не хочу, чтоб она исчезла. Она моя Гусеница, и я ее никому не отдам.

— Мне холодно, — плакала Найса, а я, стиснув зубы, растирал ей плечи, разговаривал с ней. Только пусть не спит. Отец говорил, что если очень холодно, нельзя спать.

— Я наврал про зайца, Най… это отец его для тебя выбрал и отправил тебе. Я все наврал. И что хочу, чтоб ты исчезла, тоже… наврал.

— Правда?

— Правда. Ты только не плачь, Бабочка. Нас обязательно утром найдут. Отец догадается, где мы.

Она смотрела на меня огромными глазищами и кивала, губы кривились от слез, и мне казалось, что меня продолжает жечь раскаленным железом от каждой мокрой дорожки на ее щеках. Так будет всегда. Я не смогу видеть ее слезы.

— Смотри, что я нашла.

Она вдруг схватила меня за руку и вложила что-то в ладонь. Я посмотрел потом, когда она все же уснула у меня на груди, а я думал о том, что нас здесь все же могут не найти, что мы замерзнем насмерть в этой проклятой пещере. И все из-за меня. Это я виноват, что она сбежала. Я ее мучил и издевался над ней все это время… а она… она меня любила и прощала.

Когда разжал пальцы, увидел на ладони потрепанный цветок в виде сердца. Темно-синий, как ее глаза.

Нас действительно нашли на рассвете. Разбудили грохотом лопастей вертолета и лучами фонарей.

— Вижу! Они в пещере, Эльран! Будем снижаться!

После того как мы вернулись, я больше никогда не называл ее Гусеницей. Только Бабочкой. Моей Бабочкой.

***

— Неон!

Резко поднял голову, пряча засохшие лепестки раона в ладони.

— На остров новеньких привезли. Шатл приземлился недалеко от стены.

— Да ну на хрен!

— Я серьезно. Хен врубил прямую трансляцию. Инициацию, сука, проводит. Они продовольствие привезли и пятерых желторотых. Одну трахают прямо у шатла. Воспитывает, мразь.

Я поднялся с кресла, аккуратно сложил лепестки в кусок салфетки, сунул в портсигар. Новеньких не привозили уже больше полугода. Игра давно вышла из-под контроля Корпорации. Им не было смысла тянуть сюда свежее мясо. Хотя у императора свои интересы. Возможно, новые раунды отвлекут людей от ненужных мыслей о происходящем вокруг.

— Ну пошли, посмотрим.

Несколько камер выхватывали в сумерках то лица новеньких, то по животному совокупляющихся солдат. К картинам насилия я привык. Они меня не смущали, но и интереса не вызывали. Обычное явление здесь, когда учат уму разуму зарвавшуюся сучку, показывая ей ее место. У женщин тут свое предназначение… даже у тех, которые ушли вместе с нами.

Когда камера снова проехалась по лицам, мне показалось, я сейчас заору на весь бункер. Вцепился в спинку стула, подаваясь вперед.

— Останови картинку! Останови, мать твою!

— Ты чего орешь! Порнуху давно не видел? Или белобрысая понравилась?

— Да какая порнуха. Я не люблю блондинок. На остальных останови. Прокрути. Медленно.

Твою ж мать! Я не мог ошибиться… грудную клетку разорвало от бешеного биения сердца еще раньше, чем я осознал, что это действительно она… Там, недалеко от северной стены, на проклятом гребаном острове та, кого никогда не должно было здесь быть… Я все для этого сделал. Все для того, чтобы купить ей новую жизнь и новое имя! Что же ты натворила, Най? Они же тебя… Сука! Маленькая, тупая сука! Куда ты влезла?! И нет времени думать! Нет ни секунды!

— Будем брать грузовик! — процедил я, сжимая до хруста кулаки.

— С ума сошел?! Они вооружены до зубов, а у нас ножи и две винтовки.

— Вот как раз и пришло время пополнить арсенал!

— Да они нас всех…

— Я сказал, мы берем грузовик. Сейчас. Двое за мной — остальные остаются на месте.

— Ты рехнулся, Неон! Ты совсем чокнулся! У них преимущество. Тачка, оружие и люди! Тебе мало прошлого раза, когда мы своих потеряли? Они нас как котят! Кого ты там увидел? Телок? Пусть забирают.

Я посмотрел на Рика и отчеканил:

— Это наш шанс отбить оружие и продовольствие. Какие, нахрен, телки?

— Лжешь. Мне ты можешь не лгать. Я слишком давно тебя знаю!

— Какая сейчас разница, Рик? Ты со мной? Оторвем Хену яйца?

Усмехнулся мне и подбросил нож, поймав за лезвие.

— С тобой, мать твою, больной ублюдок! Давно не жрал деликатесы с материка.

Не знаю, когда у меня от нее сорвало все планки. Может, кто-то помнит точно этот момент собственного превращения из обычного человека в повернутого на ком-то психа, а я не помнил. Иногда мне кажется, я всегда был помешан на этой маленькой ведьме с синими глазами. Я просто достаточно долго отрицал свои чувства к ней и искренне надеялся, что они братские, искренние и платонические. Да я молился и богу, и черту, чтобы все вот это дерьмо оказалось обычной братской любовью, и прекрасно понимал, что ни хрена она не братская! И с каждым годом осознавал все больше. Часами мог смотреть на нее из окна или затаившись за дверью. В ней все было какое-то ослепительно идеальное. Красота яркая, броская, экзотическая. И чем старше она становилась, тем сильнее была моя одержимость ею. Я о ней грезил, я о ней фантазировал и видел грязные, пошлые сны. Просыпался с каменным стояком и сбивал руки о стены, а потом пытался не думать и не вспоминать о них. Будь оно все проклято. Это родство. Этот запрет. Вечный и ничем и никогда неисправимый.

Осознание пришло постепенно с приступами едкого неприятия, отрицания и ненависти к нам обоим. К ней — за то, что появилась в нашей семье, а к себе — за то, что я паршивый извращенец. Какое-то время держался от нее на расстоянии. Настолько на расстоянии, что мы могли почти не сталкиваться друг с другом в одном доме. Я трахал все, что попадало мне в руки женского пола, и старался выбросить из головы мысли о Бабочке.