Лакомый кусочек - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 9

Эйнсли рассмеялась, потом невозмутимо затянулась сигаретой и выпустила дым.

— Кстати, — сказала я, — пока я не забыла: дай мне номер его телефона.

После обеда мы все перешли в захламленную гостиную. Джо остался в столовой, и я предложила помочь ему убрать посуду, но он сказал, что будет лучше, если я поразвлекаю Клару. Клара уселась на диван среди груды мятых газет и закрыла глаза. Я так и не нашла, о чем с ней говорить, и сидела, уставившись на потолок, украшенный в центре гипсовой розеткой; когда-то под ней, наверное, висела люстра. Я вспоминала Клару, какой она была в школе: высокая, хрупкая девочка, которую всегда освобождали от занятий спортом, и когда мы, напялив синие тренировочные костюмы, бегали по залу, она устраивалась на скамейке у стены и смотрела на нас с таким видом, будто ее забавляет зрелище неуклюжих, потных девиц. В классе у нас почти все были толстушки, объедающиеся картофельными чипсами, и Клару считали образцом той прозрачной женской красоты, которую изображают на рекламах духов. В университете Клара казалась уже не такой болезненной, но к тому времени она отрастила свои светлые волосы, придававшие ей еще более несовременный, даже средневековый вид: она напоминала мне дам, сидящих среди роз, на старинных гобеленах. Характер у нее был, конечно, совсем не средневековый, но на меня всегда очень влияло внешнее впечатление.

В конце второго курса, в мае, Клара вышла за Джо Бейтса, и сначала я считала, что они — идеальная пара. Джо был высокий, лохматый и немного сутулившийся парень, старавшийся оберегать Клару; он был почти на семь лет старше ее и уже кончал университет. До свадьбы они так обожали друг друга, что это даже отдавало каким-то нелепым романтизмом. Так и казалось, что Джо вот-вот бросится расстилать в грязи свое пальто, чтобы Клара не замочила ноги, или упадет на колени и станет целовать ее резиновые сапоги.

Дети у них рождались случайно; первая беременность удивила Клару: она никак не ожидала, что с ней может приключиться такое; а вторая — повергла в уныние; теперь, во время третьей беременности, она впала в мрачный фатализм. Детей она сравнивала с ракушками, облепившими корабль, и с улитками, присосавшимися к скале.

Глядя на нее, я чувствовала, как меня охватывают жалость и смущение: ну что я могу для нее сделать? Может, предложить, что я как-нибудь приду прибрать в доме? Клара настолько непрактична, что не в состоянии справиться даже с простейшими бытовыми проблемами; она никогда не умела следить за своими расходами или вовремя приходить на лекции. Заходя во время перерыва к себе в комнату в общежитии, она вечно застревала там, оттого что не могла найти вторую туфлю или кофточку, и мне приходилось извлекать свою приятельницу из груды барахла, в котором она погрязала. Ее неаккуратность не отличается творческим накалом, свойственным Эйнсли, которая — в соответствующем настроении — может за пять минут перевернуть все вверх дном; в отличие от Эйнсли, Клара просто пассивна. Она будет беспомощно стоять посреди комнаты, глядя, как волна грязи поднимается и поглощает все кругом, но не сделает даже попытки остановить ее или хотя бы отойти в сторону. Так у них получилось и с детьми: за своим собственным организмом Клара пассивно наблюдала как бы со стороны и не пыталась им управлять. Я стала разглядывать цветы на ее платье для беременных; стилизованные пестики и лепестки двигались словно живые при каждом Кларином выдохе.

Мы ушли рано, как только унесли в постель вопящего Артура; выйдя из гостиной, Джо обнаружил, что Артур совершил за дверью, как выразился Джо, «оплошность».

— Оплошность, как же, — заметила Клара, открывая глаза. — Он просто обожает пи́сать за дверью. Не понимаю, откуда это. Видно, будет тайным агентом, или дипломатом, или еще чем-нибудь в этом роде. Скрытный, как чертенок.

Джо проводил нас до двери, неся охапку грязного белья.

— Обязательно приходите опять, — сказал он. — А то Кларе совсем не с кем по-настоящему поговорить.

5

Когда мы шли к станции метро, было уже почти темно, трещали цикады, бубнили телевизоры в домах (иногда в открытом окне мелькал голубой экран), пахло теплым асфальтом. Я чувствовала, что кожа у меня задыхается, словно мое тело облепили мокрым тестом. Я подозревала, что Эйнсли недовольна проведенным вечером: она как-то неодобрительно молчала.

— Обед был не так уж плох, — сказала я, пытаясь проявить лояльность по отношению к Кларе; в конце концов, по сравнению; с Эйнсли Клара была моим старым другом, — Джо наконец научился прилично готовить.

— Как она это терпит?! — сказала Эйнсли с бо́льшим раздражением, чем обычно. — Муж делает за нее всю домашнюю работу, а она целыми днями лежит в кресле. Он обращается с ней, как с неодушевленным, предметом!

— Послушай, Клара все-таки на седьмом месяце, — сказала я, — и вообще она болезненная женщина.

— Болезненная женщина! — возмутилась Эйнсли, — Она в расцвете сил. Уж если там кто болен, так это он. Я его знаю всего четыре месяца, но даже за это время он ужасно постарел. Она паразитирует на нем.

— Что же ты предлагаешь? — спросила я, рассердившись; Эйнсли не понимала Клариного положения.

— Она должна что-нибудь делать, хотя бы для виду. Ведь она так и не кончила университет. Вот и занималась бы. Многие пишут дипломы во время беременности.

Я вспомнила, что, когда бедняжка Клара забеременела в первый раз, она считала, что лишь на время бросает занятия. Забеременев во второй раз, она начала жаловаться: «Не понимаю, как это получается! Я так стараюсь быть осторожной». Она всегда была против таблеток — считала, что они могут повлиять на ее личность, но постепенно начала сдавать свои позиции. Во время второй беременности она прочла французский роман (в переводе на английский) и какую-то книгу об археологической экспедиции в Перу и стала поговаривать о вечернем факультете. Теперь она иногда с горечью отмечает, что превратилась в домашнюю хозяйку.

— Но ты сама всегда говорила, — сказала я Эйнсли, — что диплом еще ничего не значит.

— Конечно, диплом сам по себе ничего не значит, — подтвердила она. — Диплом важен как символ. Клара должна взять себя в руки.

Когда мы пришли домой, я вспомнила о Лене и решила, что еще не поздно ему позвонить. Он был дома, и, обменявшись с ним обычными приветствиями, я сказала, что хотела бы повидать его.

— Прекрасно, — сказал он. — Когда и где? Придумай место попрохладнее. Я совсем забыл, что у нас тут летом такая жарища.

— Ну, так нечего было возвращаться, — сказала я, намекая, что знаю, почему он вернулся, и давая ему повод для объяснений.

— Спокойнее было уехать, — сказал он чуть самодовольно. — Им дай только палец, и они откусят тебе руку. — У него появился британский акцент. — Кстати, Клара мне сказала, что у тебя новая соседка.

— Она не в твоем вкусе, — сказала я.

Эйнсли была в гостинной и сидела на диване спиной ко мне.

— Ты хочешь сказать, слишком стара, старше тебя? — с усмешкой спросил Лен. Мой преклонный возраст всегда служил пищей для его острот.