Наки присмотрелась:
– Обман зрения.
– Ничего подобного.
Наки оглянулась на плотик. До того было метров пять или шесть. Все равно что миля – далекая и условная безопасность… Да, Мина права: стены лагуны понемногу смыкались. Перед прыжком она была в поперечнике метров двадцать, а сейчас ужалась примерно на треть. Еще есть время удрать, пока зелень их не поглотила, но бежать надо немедленно – на плотик и в манящую гондолу…
– Мина, я хочу вернуться. Мы не готовы к погружению.
– А нам и не нужно быть готовыми. Все произойдет само собой.
– Мы не обучались!
– Будем обучаться на практике, вот и все.
Мина старательно притворялась рассудительной и бесстрастной, но получалось плохо. Наки слышала в ее голосе истерические нотки – признаки то ли безумного страха, то ли бездумного восторга.
– А тебе страшнее, чем мне, сестренка, – сказала она.
– Да, мне страшно, – призналась Мина. – Страшно, что мы напортачим. Что упустим такую уникальную возможность. Поняла? Вот чего я боюсь!
Либо Наки непроизвольно взбалтывала воду ногами, либо та сама забурлила, но поверхность лагуны начала ходить волнами. Зеленые стены теперь разделяло от силы метров десять, и они больше не походили на отвесные вертикальные срезы, а обретали разные формы и очертания, росли и усложнялись с каждой секундой. Как будто взору представал некий город, проявляющийся из дымки, выставляющий напоказ обильные, сбивающие с толку, завораживающие детали своего облика, с многообразием которых не справлялись ни зрение, ни рассудок.
– По-моему, на сей раз подарок не понадобится, – заметила Мина.
Бесчисленные плети, ветви и отростки скручивались и обвивали друг друга в непрестанном зловещем движении, и почему-то Наки вообразила, что видит перед собой чудовищно увеличенную проводку внутри какого-то устройства. Движение не прекращалось ни на миг, и невозможно было догадаться, какова первоначальная, стабильная форма этой проводки. Периодически возникали то клеточные узоры, то причудливо переплетенные между собой подобия рун, то строгие геометрические конструкции, которые дублировались, дробились, увеличивались или сокращались в размерах… Четкие трехмерные образы неожиданно лишались эфемерности и как бы прорастали из окружающей зелени, словно под руками искусного мастера-садовника. Наки видела внушавшие тревогу картины, искаженные воспоминания об инопланетных существах, некогда угодивших в океан – миллион или миллиард лет назад. Вон трехсуставная конечность, вон выпуклая, точно щит, пластина экзоскелета… Голова некоего существа, сильно смахивавшего на лошадь, превратилась в бурлящую массу фасеточных глаз. На мгновение в хаосе промелькнула человеческая фигура – всего одна. Пловцы-инопланетяне значительно превосходили числом пловцов-людей.
Вот они, жонглеры образами, подумалось Наки. Первые исследователи ошибочно приняли это разнообразие запомненных образов за признак подлинного интеллекта, решили, что здешняя океанская пучина представляет собой нечто вроде сообщества разумов. К такому выводу прийти не составляло труда, однако он был далек от истины. Анимированные образы являлись воплощениями, чем-то наподобие ярких книжных обложек. Сами разумы оставляли лишь мимолетные следы. Единственным свидетельством разумности океана была его собственная «курирующая» система.
Думать по-другому считалось ересью.
Танец телесности ускорился настолько, что уследить стало невозможно. Изнутри зеленой массы пробивалось бледное, пастельных оттенков свечение, неровное, дрожащее и мерцающее. Наки пришло на ум сравнение с фонарями, зажженными в лесной чащобе. Край лагуны резко придвинулся, выбросил несколько щупалец в направлении центра водоема; вода быстро исчезала под биомассой. Эти щупальца пестрели бесчисленными отростками толщиной с человеческое бедро у основания, но сужавшимися мало-помалу до размеров обычной ветки, а то и сильнее, образуя в воздухе кружевное переплетение поистине головокружительной сложности. Свет проникал сквозь них, как сквозь крылья стрекоз. Эти отростки смыкались над лагуной, формируя сверкающий балдахин. То и дело спрайт – во всяком случае, что-то маленькое, юркое и яркое – перелетал от одной стены лагуны к другой. В воде тоже замелькали огоньки, будто там засуетились любопытные рыбы. Микроорганизмы во множестве срывались со щупалец и отростков, целенаправленно сбиваясь в огромные рои. Они облекали тело Наки второй кожей и лезли в глаза. От каждого вдоха першило в горле. На вкус жонглеры оказались кислыми, горькими, будто медицинское снадобье. Они уверенно проникали внутрь Наки.
Она запаниковала. В мозгу словно перещелкнули какой-то рубильник. Все прочие заботы и тревоги куда-то испарились. Ей нужно выбраться из лагуны, прямо сейчас, и плевать, что подумает Мина…
Не столько плывя, сколько бессмысленно размахивая руками, Наки попробовала было добраться до плотика, но одновременно с приступом паники она вдруг ощутила нечто иное. Не паралич, нет, но бесконечную, безмерную лень. Двигаться и даже дышать внезапно сделалось крайне проблематично. Плотик маячил в невообразимой дали. Она больше не могла и не хотела перемещаться. Тело налилось тяжестью; посмотрев вниз, она поняла, что зеленая масса плотно окутала ноги и торс. Микроорганизмы облепили влажную ткань гидрокостюма.
– Мина! – закричала она. – Мина!..
Сестра молчала. Наки стало ясно, что Мину тоже парализовало. Движения старшей девушки приобрели тягучесть. На ее лице читались решимость и покорность. Более того, из-под них проступала полная отрешенность.
Мина ничуть не боялась, нисколько не паниковала.
Татуировки на ее шее свирепо пылали. Глаза она закрыла. Микроорганизмы уже пожирали ее гидрокостюм, словно слизывая ткань с кожи. Наки чувствовала, что с ее собственным костюмом происходит то же самое. Боли не было, организмы не касались кожи. Стиснув зубы, она извлекла из-под воды одну руку, ощупала бледную кожу и остатки черной ткани. Пальцы практически не гнулись, как если бы они были стальными.
Но – эта мысль позволяла не терять голову – океан, похоже, осознавал святость жизни, во всяком случае, жизни мыслящих организмов. Да, с теми, кто отваживался плавать в компании жонглеров, случалось странное, они впадали в состояние, почти неотличимое от смерти. Но все эти люди воскресали – изменившимися, быть может, однако в остальном ничуть не пострадавшими. Жонглеры всегда возвращали тех, кто плавал с ними, и даже изменения от контакта обычно со временем исчезали.
Но были, надо признать, и те, кто не вернулся.
Нет, сказала себе Наки. Они с Миной явно сглупили, могут поплатиться за это карьерой, но они совершенно точно выживут. Мина при тестировании для корпуса пловцов показала высокую склонность соблюдать правила, но отсюда не обязательно следует, что ее жизнь под угрозой. Для океана правила – всего-навсего игрушка, развлечение, забава…
Мина тонула. Она совсем не шевелилась. В открытых глазах плескалось экстатическое упоение.
Наки желала сопротивляться, но всякая воля к сопротивлению ее покинула. Она могла лишь подчиняться, и ощутила, как начинает погружаться сама. Вода приласкала губы, поднялась до уровня глаз, а в следующий миг девушка окунулась с головой. Сама себе она казалась поваленной статуей, что медленно опускается на дно. Страх достиг пика и утих. Она не тонула, не захлебывалась. Зеленая пена микроорганизмов прорвалась в ее горло, забила носоглотку. Страх куда-то исчез. Не осталось ничего, кроме всепоглощающего ощущения: так правильно, именно для этого она была рождена.