Танец кровавых ма­ков - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Молчанова cтр.№ 46

Катя обхватила голову.

— Как же ты не понимаешь, он не простит мне этот выбор!

— Тебе простит.

Они смотрели друг на друга, девушка молчала. Из-за двери раздался голос Герома и им пришлось выйти.

Катя сразу догадалась, куда их ведут. Сердце легонько сжалось в груди, воздух вдруг показался слишком тяжелым.

Солнце налилось кровавым блеском и, как за горизонт, почти спряталось за тучу.

Гером провел всех через двойные ворота с гербом к арене. На этот раз из зрителей, кроме Создателя и его приближенных, никого не было. На эшафоте возвышался столб, к которому цепями был прикован Йоро. Лайонела же нигде не было видно.

Катя рванула в главную ложу и, остановившись перед Цимаон Ницхи, яростно крикнула:

— Что вы хотите?

— Ты знаешь, — по-отечески улыбнулся Создатель.

Девушка взглянула на сидящую чуть поодаль Сарах и та опустила глаза.

— Присаживайся, милая, — старейшина указал на место рядом с Уриэлем, затем хлопнул в ладоши, провозгласив: — Как обычно, мы проголосуем. — Тот обвел взглядом янтарных глаз старейшин. — Всем известно: наш бес и наш ангел не в силах поладить. Я уверен, смерть этого мальчишки-оборотня послужит хорошим поводом для послушания. — Он помолчал, затем спросил: — Есть такие, кто думает иначе?

Катя затаила дыхание, наблюдая за непроницаемыми лицами старейшин. И когда девушка была готова потерять последнюю надежду, упасть в ноги Создателя и умолять пощадить Йоро, руку вдруг поднял Уриэль.

Цимаон Ницхи устремил на него недоверчивый взгляд.

— Ты хочешь что-то сказать?

Воин выдержал взгляд Создателя.

— Я думаю иначе.

Брови Цимаон Ницхи поползли вверх.

— И почему же, мальчик мой? — В его голосе прозвучала ярость, смешанная с угрозой.

— Нецелесообразно вмешивать в наши дела другой вид. Оборотни могут предъявить претензии, нам нечего будет им ответить.

— Лжет, — послышалось из черного капюшона.

Катя в панике уставилась на Наркисса. А Создатель от гнева побледнел, потребовав:

— Объяснись!

Наркисс хрипловато засмеялся.

— Просите сказать истинную причину его вмешательства.

Создатель указал Уриэлю на свои ноги.

— На колени.

Воин медленно поднялся во весь рост и опустился перед ним на одно колено. Даже в этой унизительной позе великан выглядел благородно и воинственно.

— Есть ли какая-то иная причина, по которой ты встал на защиту мальчишки? — глухо спросил Цимаон.

Уриэль, опустив голову, молчал.

— Спросите, кто умолял его за оборотня, — подстрекал Наркисс.

Катя видела, что Создатель сердится все сильнее, он процедил сквозь зубы:

— Говори!

Уриэль лишь покачал головой.

Тогда Цимаон Ницхи размахнулся и ударил его по щеке.

Первый вампир глаз не поднял.

И молчание Создателя длилось так долго, что жены его нетерпеливо заерзали на месте, а Нима — трак — ден успел вышить на салфетке морду черного волка.

Наконец Создатель откинулся в кресле, сел еще прямее, чем прежде, и промолвил:

— Не думал, что когда-нибудь буду предан тобой, Уриэль. Ты знаешь, как мы поступаем с теми, кто нас предает…

Воин качнул головой, от чего по плечам рассыпались длинные волосы.

Катя пораженно смотрела, нет, вовсе не на Уриэля, на Наркисса. Ей казалось, что из темноты капюшона сверкает насмешливая улыбка. Он тоже смотрел на нее, точно говоря: «Ты просто умница, смотри, какую интригу мы провернули!»

— Нет! — выкрикнула Сарах, шумно вскакивая с места. — Отец. — Девушка бросилась к нему и, схватив руку с длинными пальцами, прижалась к ней губами, шепча: — Это я просила, только я одна во всем виновата!

Создатель пренебрежительно оттолкнул дочь. По щекам той струились слезы, но она не умолкла:

— Вы говорили, что я никчемная, упрекали, что не могу завлечь мужчину, и тогда я решила доказать…

— Лжет, — вновь вылетело из черного капюшона.

Сарах с необычайной яростью глянула на Наркисса и, указав на него, вскричала:

— Отец, он ненавидит Уриэля, потому что ты его любишь, потому что всегда и во всем он для тебя лучший. Наркисса снедает ревность и зависть! Не позволяй ему отнять у тебя того, кто тебе дорог!

Катя видела, как изменился в лице Уриэль, тот встал с колен и его голос прогрохотал в ложе:

— Ее речи унижают меня. Создатель, просите вашу дочь уйти, я не хочу, чтобы меня защищала женщина.

Цимаон Ницхи переводил взгляд с дочери на первого вампира.

— Как интересно, — наконец помолвил он и огляделся. — А что думают старейшины на сей счет?

— Он предал вас ради вашей дочери, — высказался Наркисс.

Остальные молчали. Нима — трак — ден поймал на себе пристальный взгляд Создателя и, расправив на коленях салфетку, нехотя заметил:

— Уриэль служит вам много столетий, все знают, какую глубокую привязанность вы испытываете к нему. Собственно, как и все мы. За его казнь больше трех голосов не наберется. В данном случае вам придется использовать право принять решение единолично, вопреки голосованию. — Миндалевидные глаза старейшины скользнули по заплаканной Сарах. — Если Уриэлю нравится одна из ваших дочерей, лучшей партии, чем он, все равно не сыскать.

Было заметно, что Цимаон Ницхи расслабился, и только тогда Катя поняла, тот попросил высказаться старейшин не потому что не мог сам принять решение, а потому что не хотел его принимать. Нима — трак — ден лишь сказал то, что позволило бы Создателю смилостивиться над своим любимчиком.

— Убирайтесь с глаз моих, — обратился Цимаон Ницхи к дочери и Уриэлю. Но в голосе его не было ни злости, ни огорчения. Кажется, он был крайне доволен. Огромный воин и совсем маленькая, хрупкая Сарах беспрекословно подчинились и покинули ложу.

Кате захотелось расцеловать тибетца за его мудрость. Однако то, что тот сказал дальше: «Вернемся к оборотню», вызвало у нее в животе обжигающее пламя.

Создатель усмехнулась.

— Кого-нибудь мы все-таки должны сегодня казнить.

Тот приподнялся и, ухватив девушку за руку, насильно усадил рядом с собой.

— Моя милая, это зрелище специально для тебя.

Пламя внутри, повинуясь воле старейшины, улеглось.

Она неотрывно смотрела в теплые шоколадные глаза привязанного цепями мальчика и не могла поверить, что его сейчас не станет.

— Не делайте этого, — выдавила из себя Катя, ощущая, как глаза колют сухие, острые осколки непролитых слез.