Пирсинг - читать онлайн книгу. Автор: Рю Мураками cтр.№ 22

Он еще разглядывал повязки девушки, когда снова услышал внутренний голос, и у него пошли мурашки по телу. «Что ты ребячишься?» — спрашивал его этот голос. — Все, чего ты на самом деле хочешь. — это ударить эту девушку ножом для колки льда. — Это был тот же самый голос, который он слышал несколько дней назад в круглосуточном магазине. — Ты еще не понял этого, да? Разве ты не видишь, что дело не в том, прочитала ли она записи и сказала ли кому-то об этом? и что это не имеет ничего общего с твоим страхом ударить ножом своего ребенка? Ничто из этого в действительности не имеет для тебя значения. Спроси себя — почему ты возишься с этой женщиной? чтобы посидеть с ней на диване, попить кофе? Не думаю. Ты делаешь это, потому что боишься ее потерять. Почему? Сам отлично знаешь почему. Ты разглядывал ее маленький белый животик, когда она переодевалась, так ведь? Миленький животик с мягким пушком. И ты воображал, как проделаешь дырочку в этом животике своим ножиком для колки льда. Все дело в тебе. Для тебя это важнее, чем что-либо другое. Воткнуть нож и смотреть, как густая красная кровь льется из дырочки. Вся твоя жизнь подводила тебя к этому мгновению, когда ты откроешь миру, что ты за человек. Это дебют тебя настоящего. Подумай сам, кого ты должен благодарить за эту возможность?»

Мать? Кавасима ощутил запах, похожий на запах горелых волос или ногтей. Макушка его пылала. Искры вспыхивали там, где переплетались между собой его зрительные и слуховые нервы. Губы дрожали. Он дотронулся до шеи сзади — она была влажной от пота, и он вдруг почувствовал, что его голосовые связки готовы издать крик сами по себе. Крик ужаса или возбуждения? Кавасима не знал точно. Он прикусил губу, зажмурил глаза и начал стаскивать перчатки, в которых был все это время, начиная с левой. Образовавшаяся на ране корочка отскочила, и он снова почувствовал, как из его ладони сочится теплая кровь. Он склонил голову и сжал пальцы в кулак, надеясь воспользоваться болью, чтобы вернуть контроль над собой.

— Ох, я забыла! — воскликнула девушка. — Тебе надо чем-нибудь перевязать руку.

Кавасима покачал головой.

— Но дезинфекция-то нужна! Я взяла у врача кое-какие лекарства. Я обработаю рану, ладно?

Он опять отрицательно покачал головой. Глаза его были закрыты. Он едва улавливал, что говорит девушка, но что-то в ее голосе растревожило его память. Похоже, он слышал его в приюте, только вот когда именно? Он потерялся в собственном сознании, он больше не имел власти над собой, его переполняло чувство ожидания того, что что-то сейчас взорвется или рухнет, пламя из макушки распространилось по затылку, искрили зрительные, слуховые и обонятельные образы, и в этот-то момент он услышал голос, одновременно шедший изнутри и откуда-то извне. Это не был журящий, или утешающий, или успокаивающий голос, попросту обыкновенный, житейский. «Масаюки, эй, время обедать. Сегодня у нас то, что все любят, — гамбургеры! Время мыться. Идите и помойте руки. Знаю, что вода холодная, но хочу, чтобы руки были чистыми по-настоящему. Все рады, что сегодня у нас гамбургеры. Видишь? Видишь, как все рады?» — Голос затушил искры и мало-помалу остудил жар. — Теперь вынь пальцы из ушей и открой глаза. Оглянись, слышишь, как дети разговаривают и смеются. Все как всегда. Ничего не изменилось. Никто не хочет тебе зла».

Кавасима медленно разжал кулак и открыл глаза. Закрытые, они не лучшая защита от образов, вспыхивавших вместе с искрами, зажатые уши не лучшая оборона от голоса, который раздавался во внутреннем пространстве. Лишь голоса и образы извне могли нейтрализовать то, что шло изнутри. Это был величайший страх Кавасимы, то, чего он боялся больше смерти, — потерять зрение или слух из-за какой-нибудь болезни или вследствие какой-либо катастрофы. Быть отрезанным от реальных образов и звуков — сама эта мысль вызывала в нем неописуемый ужас, и он знал, что в этом случае мгновенно лишится рассудка. Он взглянул на девушку, надеясь, что она этого не заметила.

— Ой. Правильно, — говорила она. — Ты же голоден. Я готовлю по-настоящему хороший суп. То есть я имею в виду суп быстрого приготовления, из пакетиков, но и суп из пакетиков может быть вкусным, если знаешь, что добавить.

Тиаки не могла понять, что происходит с этим человеком. Может, она обидела его? Только не понимала чем. Она всего-навсего показала ему свою повязку, а он внезапно ушел в себя, зажмурился и побледнел. Благодаря системе климатического контроля в комнате поддерживалась комфортная температура, а он весь дрожал. И он, должно быть, сам не заметил, что прикусил губу так сильно, что остался след и даже кровь выступила.

— Ну вот сегодня, к примеру, я думаю, попробую консоме. «Кнорр» делает хорошее консоме, но в такую ночь, когда холод пробирает до костей, густой суп по-французски лучше, чем консоме, как ты думаешь? Хочешь чего-нибудь пожирнее и покрепче, так? Вот это я и сделаю. Я добавлю туда карри, и молока, конечно, обычного молока и немножко сгущенного, которое подчеркнет сладкий вкус зерен. Ну и потом так суп будет питательнее, правда?

Тиаки приятно было наблюдать за тем, что чем больше она тараторит, тем внимательнее слушает ее этот человек, хотя вид, с которым он кивал, глядя то на ее повязку, то в глаза, был каким-то отсутствующим. «Повязки напоминают ему о чем-то, — думала она. — Наверняка он вспоминает о том, что я делала в ванной отеля».

Разумеется. Что это еще может быть?

Она знала, что вела себя нехорошо, но что собственно она сделала? Тиаки никогда не ощущала боли, когда ранила себя, и никогда потом не помнила о случившемся. Все, что она помнила о событиях этого вечера, представляло собой отрывочные фрагменты, и она решила посмотреть, сможет ли связать их воедино. Прежде она никогда этого не делала, да и сейчас не хотела, но ради него готова была на все. Она помнила, как выглядели ее бедра, все исколотые, окровавленные. Сейчас надо вспомнить, как отреагировал на это он. Она сосредоточилась, чтобы сфокусировать изображение, и маленькие точки света разделились, закружились и снова слились воедино, а потом медленно стали оседать, как желатин. Первым образом, который удалось воскресить, был мужчина, стоящий в дверях ванной.

«Двери открываются… Двери открываются… Дверь ванной открывается, этот человек входит. Он стоит там. Просто стоит. А его лицо? Его лицо… испугано. На нем написан такой шок, такой ужас, что я еле сдерживаю смех.

Должно быть, дело в этом… Он застиг меня, когда я плохо вела себя в ванной, и это настолько ужаснуло его, что при одном воспоминании об этом сейчас кровь отхлынула у него от лица».

— У меня есть два суповых пакетика. Они веджвудовские, я таких раньше не пробовала. Не беспокойся, много времени это не займет. Я имею в виду достаточно вскипятить воду, открыть пакетик и высыпать содержимое, размешать, а потом можно добавить карри и молоко.

Он перетрухнул. Это же естественно, если подумать. В конце концов, она била себя ножницами по ноге прямо у него на глазах. Хотя как могла она забыть этот его испуганный взгляд? Это потому, что он не убежал, решила она. Йосияки убежал, и парень, с которым она встречалась, когда училась в колледже, Ятака, он сказал, что пойдет позвонит в больницу, и не вернулся. Хисао пытался остановить ее и сам получил удар в руку, и этого ему хватило, чтобы тоже сделать ноги. Все они убегали. Поэтому-то, просыпаясь в больнице, она фантазировала о том, что какой-то мужчина привез ее сюда.