Сил – не было!
Представьте, легко ли топать по снегу, тащить на себе велосипед, тащить двоих… ладно, даже троих детей! Ладно еще, Топыч не жалуется! Но двое мелких-то?
Им хоть и было страшно, но страх у маленьких детей быстро проходит. А вот любопытство и желание куда-то влезть остаются. А тут…
Сиди себе на велике, и деваться некуда…
Идти пешком не дают – медленно, будешь всех задерживать. Спать сложновато…
А еще приходится стеречься… Яна не боялась бы, будь она одна. Ни минуты.
Стрелять она собиралась, как на диком, диком Западе, без предупреждения и наповал. А что – церемониться?
Ей своя жизнь дороже, чем сорок бандитских!
Но – дети!
Шальная пуля потому и шальная, что летит, не разбирая дороги. Яна не простила бы себе смерти малышей. Ни одного…
Приходилось идти медленно, проселками, перелесками… и то хорошо, что самую опасную банду они, кажется, выбили, а новой сволочи еще предстояло накопиться.
И все равно – тяжко.
Но вот он, Синедольск.
Что там говорила лесничиха? Яна бы и на смертном одре не забыла этого адреса.
Сухая улица, двенадцать. Сразу туда?
Яна прислушалась к себе. Хотите – верьте, хотите – нет, но… не хотелось! Вот не хотелось ей тащиться туда с детьми… почему? Гошка будет ревновать?
Она не могла себе ответить. Но детей хотелось сначала устроить и обогреть… а хотя бы!
Где там трактир «Ржаной хлеб»?
Глава 14
Найти трактир оказалось несложно. Язык до Киева доведет. А в сочетании с решительным видом и рукоятью револьвера, торчащей за поясом… когда тебе еще и врать побоятся – просто замечательно срабатывает. Полчаса ходьбы – и вот он, родимый. И дымок из трубы…
Яна решительно толкнула дверь. Огляделась.
Хм, ну что? Бедненько, но чистенько.
- Мелочь! Сюда! Хозяин!
Топыч послушно втащил в трактир сначала одного, а потом и второго ребенка. Сами они идти не могли – мешали тулупы. Зато не замерзли в дороге.
Хозяин себя тоже долго ждать не заставил. Воздвигся перед Яной, что та осадная башня, здоровущий такой мужчина, с плечами не про всякую дверь. Но девушка стесняться или смущаться не стала.
- Добрый день, жом.
- Добрый, жама.
- Постояльцев принимаете?
Трактирщик оглядел компанию – и лицо его, похожее на вырубленный из дерева лик, чуточку смягчилось.
- Ваши дети?
- Я за них отвечаю, - коротко ответила Яна. – так что насчет постояльцев, жом Матвей?
- Знаете меня,, жама? А я вас, что-то и не припомню.
- И не припомните. Вас Мария, жена лесника Савватея из Алексеевки хорошо описала.
- Савватей… хм… невысокий такой, лысоватый? С бородой?
Яна пожала плечами.
- В глаза его не видела. Ни разу в жизни.
- Проходите, жама, да за стол присаживайтесь. Сейчас прикажу подать что погорячее вам и детям, там и поговорим. Вина?
- Детям молока, мне воды. Лучше горячей. Коровье молоко есть?
- Есть, жама.
- Вот и отлично. Если еще и с ложечкой меда?
- Найдется, как не быть, жама.
- Ждем.
Яна послушно уселась за стол, выскобленный до блеска, и потихоньку огляделась по сторонам.
Народу – человека три. Все тихо, чинно, спокойно… чего это стоит в наши дни? Вот сейчас, в разгар Освобождения?
Невероятно.
Но кажется, здесь спокойно. И крестьяне люди основательные, и Савватей, походу, не стал бы абы кому доверять… Ладно. Сейчас еще присмотримся.
Каша гречневая. С мясом.
Молоко горячее с медом.
Все свеженькое, вкусное, Яна попробовала ложку и оценила. А малышня вообще набросилась на еду, как голодные волчата.
И понятно. Яна старалась, как могла, но не те у них условия и не те припасы.
Лично она ждала, попивала маленькими глоточками принесенную ей воду – горячую тоже, и смотрела по сторонам. На выбеленные стены, на свисающие с потолка связки лука-чеснока, на букеты из колосьев…
Матвей долго себя ждать не заставил. Подсел за стол.
- Вы не голодны, жама?
- У нас тут не сказка, - вздохнула Яна. – Чтобы сначала накормить-напоить, а потом уж и вопросы задавать.
- И то верно. Вы ведь не жама по рождению, так?
- Это сейчас важно?
Матвей пожал плечами.
- Если вы, жама, хотите от меня что-то услышать…
Мужчина многозначительно замолчал, но все было ясно и так. Яне открывать карты.
Девушка потерла переносицу. Ладно…
- Жом Матвей, я действительно родилась в благородной семье. Но… что вы знаете о семье Савватея? О торе Надежде?
- Для которой он дом покупал?
- Именно. Минутку, - вдруг сообразила Яна. – А вы ему этот дом посоветовали? По Сухой, двенадцать?
- Я.
- А я – мать его внука. По второй линии, если вы в курсе.
Трактирщик вздохнул.
- В курсе, да. От торы Нинель?
- Опять проверяете? Надежды Алексеевой.
Матвей кивнул уже спокойнее.
- Да. От торы Алексеевой…
- У Савватея сын – Илья. Он отец моего ребенка. Георгия.
- Вот оно что…
Яна кивнула.
- Алексеевка сожжена. Но Мария сказала мне, что ее муж уехал и увез внука. Моего сына!
- Савва заходил сюда… дней пятнадцать тому. Даже чуть больше. Черный весь был от горя… вот почему.
- Может, и потому, - согласилась Яна. – Он не говорил, что дальше делать будет?
- Домой собирался.
- Не доехал.
Матвей помолчал.
- А вы что будете делать, тора?
- Жама.
- А все ж?
- Можно у вас пока детей оставить? Они голодны, устали… да и дело уже к ночи.
Еще и поэтому Яна не отправилась сразу на Сухую улицу. И… себе-то уж сказать можно.
Ей было страшно.
А вдруг Гошка… ее ребенок, ее сын…
Иногда слишком хорошо знать историю тоже плохо. Что могло случиться с ее сыном в охваченном революционным пылом городе, Яна отлично представляла.
Сейчас она может об этом не думать.
Сейчас она может прятать от себя правду.