Савва понял правильно. Иван Алексеев мужчиной не был даже в глазах его жены.
- Будь ты жамой, Наденька, не искал бы я другой жены.
Поцелуй получился коротким, но от этого не менее искренним.
До слез искренним.
До привкуса соли на губах.
- Ох, Наденька…
На рубахе Савватея, там, где прикасалась к его плечам Надежда, алели на беленом холсте пятна крови. Алое на белом, как на снегу….
Тора Алексеева в кровь ладони ногтями разодрала, пока слушала его рассказ, да так и не заметила…
Свободные герцогства.
- Я желаю посещать ваши курсы.
- Вы?!
Мужчина смотрел на Нини так, словно та была… ладно! Не мокрицей! Но чем-то… достаточно бесполезным. К примеру, фантиком от конфеты. Девушка прищурилась.
- Вы имеете что-то против, жом?
Мужчина покачал головой.
- Тора, посмотрите на себя. Вы не предназначены для этой работы.
Зинаида сдвинула брови.
Да что ж такое!?
Она столько всего уже преодолела!
Полкан у ноги согласно рыкнул.
С момента прибытия великой княжны в свободные герцогства прошло уже больше десяти дней. Зинаида успела найти дом и выкупить его.
Успела познакомиться с соседями.
А теперь пыталась устроиться на курсы санитарок при госпитале.
Но… ее не брали!
Уже третий раз! А учитывая, что в городе это был последний госпиталь…
Вот стоит напротив нее доктор, в алом халате и таких же брюках, серьезный, усталый…
[6]
Сколько ему на вид? Лет тридцать, может, немного больше. Чем-то этот мужчина напомнил Нини цаплю. Высокий, длинноногий, с вытянутым лицом, в очках… темные волосы гладко зачесаны назад, серые глаза смотрят спокойно и упрямо.
- Вы считаете, что я с ней не справлюсь, жом?
- Я уверен, тора.
- Я не боюсь крови. И боли тоже не боюсь. Я уехала из Русины, жом.
Доктор посмотрел на девушку в простом темном платье. На собаку рядом с ней. И чуточку смягчился.
Русина…
Война, революция… что видела эта девочка? Какое горе застыло в ее глазах колотым зимним льдом? Что заставляет ее держать пальцы на ошейнике собаки? Словно бы уверенности набираться…
Почему она так настроена?
- Тора, пойдемте со мной. Вы когда-нибудь работали сестрой милосердия?
- Я… участвовала в работе санитарного поезда.
Доктор откровенно фыркнул.
- И возил этот поезд знатных особ?
Зинаида запнулась.
- Как вы узнали?
- Тора, а где еще вы могли получить этот опыт? – врач не смеялся, он почти сочувствовал. – Подумайте сами! Поезд, знатные особы… кто у вас, в Русиине?
- Император и императрица…
- И кого им покажут? У них, кажется, еще дочери?
- Д-да…
- Вы были в их свите, тора?
- Разве сейчас это важно? Их убили, жом…
Врач тоже запнулся.
- Простите, тора. Но поймите меня правильно. Никто и никогда не покажет начальству тяжелых больных. Чистенькие ранения, распоротая кожа, сквозная ранка, которая заживет за пару недель, не оставив и следа… причем все раненые были из благородных. Верно?
- Как вы догадались, жом… простите, не знаю вашего имени?
- Станислав. Станислав Садальский, к вашим услугам, тора.
- Вы не тор, верно?
- Верно, тора. Мои предки были жомами, и я этим горжусь. Сам выучился, сам в люди вышел…
Зинаида опустила глаза.
- Не обижайтесь, жом. Я спросила не ради того, чтобы вас унизить.
Жом посмотрел на нее серьезными глазами, понял, что девушка не врет – и коротко кивнул.
- Вы тоже не обижайтесь, тора. Я после ночного дежурства. И очень устал. Когда мне сказали, что встречи со мной добивается какая-то… тора…
- Фифа? Или та сестра милосердия высказалась еще… определенней?
Врач улыбнулся краешками губ.
- Намного… определенней.
Зинаида пожала плечами.
- Я не виновата, что произвожу такое впечатление. Но я действительно хочу научиться.
- Этому?
Врач без предупреждения распахнул дверь в палату – и вошел, заставляя Зинаиду последовать за ним.
И девушка закашлялась. Отчаянно и беспомощно.
* * *
Палата…
Рассчитана она была на четырех человек, а расположились в ней не меньше пятнадцати. Запах – хоть топор вешай.
Чем пахнет в таких палатах?
Человеческими страданиями?
Ах, как вы поэтичны! А чего попроще не желаете?
Кровь – свежая и загустевшая. Гной. Моча. Все это равно как свежее, так и застаревшее. Тухлятина, экскременты, пот, несвежее белье… все это смешивается в густую симфонию – и так бьет по ноздрям, что у неподготовленного человека может тошнота начаться.
Врач привел ее высочество в палату для людей после ампутаций. Здесь лежали те, у кого отрезали руки, ноги… у кого воспалились швы, у кого началась гангрена – и также с последующей ампутацией…
Лежали и часто гнили.
Не хватало белья, медикаментов, санитарок… даже судна – и те с утра еще не выносили!
Доктор пометил себе устроить разнос подчиненным – и с интересом посмотрел на Зинаиду. Та была бледнее мела. Но на ногах стояла и не блевала. Даже странно.
Полкан ощерился и зарычал.
- Если решите посещать курсы, собака вас будет ждать снаружи, - припечатал Станислав.
Зинаида зажала рот рукой – и под ухмылки лежащих поближе, вылетела из палаты.
Повело – в коридоре было окно. К нему и кинулась великая княжна, вцепилась в переплет, рванула на себя створки.
Фуууу!!!
Свежий воздух ударил плетью. Выбил из ноздрей затхлость и кое-как прояснил голову. Хотя и не сразу.
Зинаида опомнилась минут через пять, обернулась – и увидела за своим плечом Станислава.
- Будете блевать? Или падать? Тора?
Зинаида выпрямилась.
Ах ты… еще и издеваешься?
- Жом, вы себя переоцениваете. Хотя признаю, попытка была неплоха. Это все, чем вы можете меня напугать?