- Но почему вы ему помогли?
- Покинув Эмфри, Морбрунг украл наши секретные записи. Некоторые формулы были утрачены, и мы не смогли их восстановить. Я помог в обмен на них.
- То есть фактически отдали ему меня? – усмехнулся Айгер.
- Если б ты оказался настолько глуп и слаб, чтобы снова связаться с той женщиной, значит, заслуживал такую участь, - отрезал Борггрин.
- А жители Илары? Они заслуживали такого правителя?
- Каждый народ заслуживает того правителя, которого имеет, - отпив глоток из своего бокала, колдун продолжил: - Мы знали о том, что рядом, невидимо для нас, существует еще один мир. И о том, что на их границе могут возникать воронки, как водовороты в месте столкновения двух течений. Но не представляли, как и где они образуются. Никому и в голову не приходило, что они могут быть связаны со смертью людей-двойников, живущих в разных мирах. Тех, чьи души словно половины одного целого. Морбрунг появился здесь, когда в Илару вернулась зарянка. Он как-то узнал или догадался о воронке смерти. И придумал хитрый план, как вернуть душу той женщины в ее тело и заставить тебя, тарис Айгер, жениться на ней. Заразить тебя зарянкой было несложно, но вот как эта женщина, - Борггрин показал на меня, - может отдать тебе свое тепло, он не знал, поэтому и пришел ко мне.
- Но он не знал, что она погибла в моем мире, - я зябко поежилась и придвинулась ближе к камину. – И что мне некуда возвращаться. Моя душа осталась здесь.
- А я подумал об этом, - покачал головой колдун. – Поэтому и ждал вас.
- И вы можете нам помочь? – Айгер привстал со скамьи.
- Не все так просто. Да, я могу сделать так, что связь этих женщин с Морбрунгом будет разорвана. И не позволить воронке смерти снова поменять их местами. Но для этого две половины должны стать единым целым.
- Что?! – мы с Айгером воскликнули это в один голос.
- Вы обе окажетесь в одном теле, которое изменится.
- То есть мы с Юнией будем жить в нем вдвоем? – я могла ожидать чего угодно, но только не этого. – Две души в одном теле?
- Не совсем так. Одна из вас поглотит другую. Более сильная – более слабую, от которой останутся воспоминания, мысли и чувства. И я не знаю, кому из вас придется раствориться в другой.
47.
- Нет, - сказал Айгер.
Я молчала.
Борггрин только что говорил, как члены ордена получают тела людей, которые утратили смысл жизни. По сути дела, помогают совершить самоубийство. И крохотным утешением для самоубийц является то, что кто-то получит их тело вместе с накопленным жизненным багажом: чувствами и воспоминаниями. Хотя, по мне, сомнительное утешение. И то же самое может произойти со мной.
Юниа вернется в свое тело и будет помнить всю мою жизнь так же, как и свою. Как я помнила некоторые эпизоды из ее жизни. Но изменит ли это ее, хоть немного? Трудно сказать. Изменят ли меня ее воспоминания? Вряд ли. Я просто буду знать, что произошло с ней и почему она совершила тот или иной поступок. Или… я ошибаюсь? Мы двойники. Темная и светлая сторона одного целого. Пусть даже одна поглотит другую – неужели это не окажет на оставшуюся никакого влияния? Может быть, она станет мягче? Или я стервознее?
Собственно говоря, какая разница? Если возьмет верх Юниа, моя душа исчезнет. Навечно?
- А что произойдет с нами после смерти? – я повернулась к Борггрину. – Мы так и останемся одной душой?
- Нет. Вы разделитесь снова и обе отправитесь туда, где пребывают души умерших. Но только если смерть будет естественной. Так что, тарис Айгер, я не советую тебе казнить эту женщину, если главной в ее теле окажется не та душа, которую ты хотел бы там обнаружить. В противном случае она останется неприкаянным призраком до скончания времен. Одним.
- А почему Йоргис… то есть Морбрунг может выходить из тела и возвращаться?
- Потому что он заполучил его совсем другим способом. Зарождение телесной жизни и ее конец – две стороны одной медали, но сила, которая при этом высвобождается, действует по-разному.
Я поднялась, подошла к камину, остановилась, глядя на огонь. Надо было принять решение. Этого ждал Айгер. И Юниа.
Если она окажется сильнее, я фактически умру. Да, Юниа будет знать шесть ненужных ей языков, имена моих сорока восьми троллей и миллион скандинавских песен и сказок. Она будет помнить о том, как мы со Славой встречали рассвет на крыше общаги и как я защищала диссертацию. Но мне-то что с того? Я провалюсь в сон без сновидений на десятки лет и проснусь после ее смерти уже в ином мире. И это в лучшем случае.
Наверно, Айгеру придется посадить ее в клетку до конца дней. Чтобы не покончила с собой. Или, скорее, чтобы кто-то не свернул ей шею, потому что она тоже не заинтересована превратиться в привидение на веки вечные.
Но если я откажусь и останусь в этом проклятом теле… Что это будет за жизнь? Примириться с тем, что любимый мужчина навсегда останется лишь другом? Терпеть рядом злобный призрак, наблюдающий за каждым моим шагом?
Как говорил мой отец, или грудь в крестах, или голова в кустах.
Айгер сидел, закрыв лицо руками. Я подошла к нему, опустилась на корточки, отвела его ладони от глаз.
- Посмотри на меня, Айгер! Не отговаривай. Пожалуйста. Представь, что ты попал под обвал, и тебя парализовало. Есть средство, которое может исцелить, но ты можешь умереть. А я скажу: нет, лучше ты будешь всю жизнь лежать. Долго-долго.
- Разве это можно сравнивать? – он покачал головой, и в его глазах я увидела ту же боль, что и в тот день, когда он приехал в тюрьму для встречи со мной.
- Можно, Айгер. Пожалуйста, пойми меня. Дело не только в том, что мы с тобой не можем лечь в постель. Я не могу чувствовать себя свободной. Вечно зависеть от Юнии и от Йор… Морбрунга - ну и имя! Зачем мне такая жизнь? Рядом с тобой – но не вместе с тобой.
- Решать тебе, Ирина, - его глаза влажно блеснули. – Решать тебе…
- Надо, чтобы были согласны они обе, - возразил Борггрин.
- И как узнать, согласна ли она? – я невольно обвела зал взглядом, как будто могла увидеть Юнию в углу или под высоким сводчатым потолком.
Остановив меня жестом, он замер, словно вслушиваясь во что-то.
- Я могу слышать ее. Она согласна. Дело за тобой.
Обняв Айгера, я поцеловала его. Такой долгий, жаркий поцелуй… возможно, прощальный. И промелькнуло соблазном: может, он прав, может, даже так лучше, чем никак?
Нет. Или все, или ничего.
- Я согласна.
- Пойдем со мной, - Борггрин встал с кресла и направился к двери. – Тарис Айгер, останься здесь!
Я шла за ним длинными извилистыми коридорами – такими же, как в Леандро. Напомнило, как нас с Эйрой вели на суд, где должны были приговорить к смертной казни. Правда, тогда у меня практически не оставалось надежды, а сейчас все смахивало на русскую рулетку с револьвером, у которого пусты четыре из восьми камор.