Декабристы - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Киянская cтр.№ 85

Между тем под подозрение Эртеля сразу же попали люди, входившие в ближайшее окружение Муравьева-Апостола. Руководитель Васильковской управы тесно общался с «подозрительным» поляком, масоном и магнетизером графом Александром Хоткевичем — именно от него южные заговорщики узнали о существовании Польского патриотического общества.

Активная слежка была установлена за другим поляком и масоном, киевским губернским предводителем дворянства (маршалом) Густавом Олизаром — другом Сергея Муравьева, известным вольнолюбивыми взглядами. Олизар был весьма близок к семейству генерала Раевского, в 1823 году сватался к его дочери Марии, но получил отказ — по «национальным» соображениям. Отказ этот поляк переживал весьма болезненно, и Муравьев был одним из его «утешителей».

Когда весной 1824 года Олизар отправился в столицу, генерал Толь известил Дибича: «Легко быть может, что цель поездок графа Олизара есть та, чтоб посредством тайных связей или членов своих, в различных управлениях в С[анкт-]Петербурге находиться могущих, выведать о последствиях поездки генерала Эртеля и стараться отвращать меры, которые против сего принимаемы будут». Нужно было прежде всего выявить круг его общения . В столице Олизар пробыл около месяца, после чего был выслан обратно в Киев без объяснения причин.

В списке масонов, пересланном Эртелем в Петербург, оказались два бывших адъютанта Раевского, участники Союза благоденствия Алексей Капнист и Петр Муханов, первый — близкий родственник Муравьева, а второй — его светский приятель. Кроме того, в списки Эртеля попал руководитель Кишиневской управы заговорщиков Михаил Орлов. Сам Муравьев-Апостол, бывший семеновец, регулярно входил в списки «подозрительных» офицеров 1-й армии; за ним предписывалось иметь особо бдительный надзор .

Трудно сказать, осознавал ли руководитель Васильковской управы степень грозящей ему опасности. Однако его многочисленные родственники, друзья и столичные соратники по заговору, узнав от Олизара о «секретной» миссии Эртеля, быстро поняли: опытный сыщик очень скоро обнаружит реальный, а не мифический масонский заговор.

«Вскоре по первом приезде генерала Эртеля разнесся слух, что он имеет тайное повеление разведать о заведенном на юге обществе, к которому принадлежал будто бы и подполковник Муравьев — все меры, принятые г. Эртелем, то свидетельствовали», — показывал надопросе Муханов. Другой заговорщик, Петр Свистунов, услышав, что Эртель послан в Киев «для надзора над поляками», «заключил, что должны быть сношения между поляками и Обществом юга» .

У жившего в 1824 году в столице брата Сергея Муравьева-Апостола известие о назначении Эртеля вызвало настоящую истерику. На следствии Матвей Муравьев показывал: узнав, что «генерал от инфантерии Эртель в Киев приехал и что никто не знает, зачем он туда послан», он решил, что его брата арестовали, тем более что уже несколько недель не получал от него писем.

Для спасения брата Матвей Муравьев-Апостол задумал немедленно убить императора. Своими планами он поделился с Пестелем — весной 1824 года тот проводил в Петербурге «объединительные совещания». «Я видел Пестеля и сказал ему что, верно, Южное общество захвачено и что надобно бы здесь начать действия, чтобы спасти их. Пестель мне сказал, что я хорошо понимаю дела», — показывал Матвей на следствии. «Я с ним соглашался, что ежели брат его захвачен, то, конечно, нечего уже ожидать» , — подтверждал Пестель.

Вскоре Матвей получил письмо от брата, и вопрос о немедленном цареубийстве и восстании был снят с повестки дня. Однако спустя несколько месяцев, в октябре, он опять предупреждал Пестеля и других об осторожности: «…В Киеве живет генерал Эртель нарочито, чтоб узнавать о существующем тайном обществе, кое уже подозреваемо правительством» . Пестель же, вернувшись на юг, осенью 1824 года отстранил Сергея Муравьева от переговоров с Польским патриотическим обществом — за нарушение правил конспирации (с ведома и согласия руководителя Васильковской управы было написано письмо полякам с просьбой в случае начала русской революции устранить цесаревича Константина Павловича) .

Очевидно, Трубецкой, еще будучи старшим адъютантом Главного штаба, узнал подробности киевской деятельности Эртеля от графа Олизара. В его показаниях содержится любопытное свидетельство о встрече с поляком: «Г[осподин] Оли-зар приезжал сюда, кажется, в 1823 году; я встретился с ним и меня познакомили… Он мне сделал визит. Между тем, осведомился я также, что он здесь в подозрении, потому что слишком вольно говорит, я дал ему о сем сведение, прося, чтобы меня ему не называли, но посоветовали бы ему быть осторожным. Тем сношения мои с ним и ограничились» .

Показания эти примечательны: они подтверждают, что Трубецкой имел доступ к секретной информации о слежке за Олизаром, организованной по просьбе генерала Толя начальником Главного штаба Дибичем и дежурным генералом Потаповым . Скорее всего, князь получил эти сведения от своих начальников Дибича и Потапова, вполне доверявших князю, ценивших его «усердие к службе» и всячески покровительствовавших ему.

Называя дату встречи, князь откровенно вводил следствие в заблуждение: Олизар приехал в разгар петербургских «объединительных совещаний» — неудачной попытки договориться с Пестелем о совместной деятельности двух тайных организаций. Последствием этого столичного вояжа был «цареубийственный» план Матвея Муравьева-Апостола, поддержанный Пестелем. Участник всех этих событий, Трубецкой не мог просто так «забыть» год приезда опасного поляка. С полной уверенностью можно утверждать, что, давая показания, Трубецкой не желал, чтобы следователи увязали встречу с Олизаром с его собственным отъездом в Киев.

Между тем решение князя поехать в Киев было, скорее всего, результатом этой встречи и последовавших за ней событий. Принимая должность в штабе Щербатова, князь не мог не понимать: авантюрная поездка поляка вполне могла обернуться катастрофой лично для него. Деятельность Эртеля угрожала не только Сергею Муравьеву, давнему, близкому другу и однополчанину Трубецкого — она представляла смертельную угрозу для тайного общества. Служба в Киеве давала князю шанс спасти заговор — дело всей его жизни.

Вероятно, именно поэтому Трубецкой проявил немалую настойчивость, добиваясь для себя должности дежурного штаб-офицера 4-го корпуса.

Обязанности Трубецкого на новой должности были сродни тем, которые он исполнял в Главном штабе: он должен был инспектировать входившие в корпус воинские подразделения, наблюдать за личным составом. Дежурный штаб-офицер мог «за упущение должности» арестовывать обер-офицеров, а нижних чинов «за малые преступления» просто наказывать без суда. Он был обязан «наблюдать за охранением благоустройства и истреблением бродяжничества, непозволительных сходбищ, игр, распутства и малейшего ропота против начальства» . Дежурному штаб-офицеру подчинялся обер-гевальдигер — главный полицейский чин корпуса.

Трубецкой находился в непосредственном подчинении начальника штаба корпуса Афанасия Красовского. Генерал-майор состоял на действительной службе с 1795 года, участвовал в Отечественной войне и Заграничных походах, был несколько раз ранен, награжден за храбрость орденами. Получив в 1819 году позволение «для излечения от ран» состоять по армии, то есть, числясь на службе, нигде конкретно не служить, Красовский, несмотря на неоднократные предложения, отказывался вернуться на действительную службу. В армии знали: он устал, дают себя знать старые раны и «нервическая горячка», и он только и ждет случая, чтобы окончательно уйти в отставку .