Чан Кайши - читать онлайн книгу. Автор: Александр Панцов cтр.№ 75

29 декабря 1936 года Чан в очередной раз подал прошение об отставке со всех постов, заявив, что как главнокомандующий несет ответственность за поведение своих подчиненных в Сиани и должен разделить с ними вину. Это был красивый и чисто китайский жест: вся страна должна была оценить скромность Чана. Члены Центрального исполкома Гоминьдана, конечно, единогласно отвергли его просьбу, но он еще дважды просил их об отставке. И, разумеется, тщетно. Ему просто предоставили отпуск на три месяца.

Чану действительно требовался отдых: по некоторым данным, из-за «ушиба при неудачном прыжке из окна во время событий в Сиани и в результате простуды у него обострилась болезнь ног», он получил «контузию берцовой кости», и врачи опасались, что потребуется «ампутация ноги». Но все обошлось: помогли массажи, восстановившие нормальную циркуляцию крови в ногах.

2 января 1937 года Чан приехал в Сикоу, чтобы проститься с братом. Официальные похороны были отложены до весны и состоялись 15 апреля. Помимо Чана и Мэйлин на похоронах присутствовали такие видные деятели Гоминьдана, как Линь Сэнь (глава правительства), Хэ Инцинь (министр обороны), маршал Фэн Юйсян, генерал Янь Сишань, а также старый друг Чана — шанхайский мафиози Ду Юэшэн, которого, как мы помним, все звали «Ушастый Ду». Для тех, кто пришел со всей округи проститься с братом генералиссимуса, накрыли более тысячи столов. Похороны получились торжественные и богатые: на них было потрачено более 12 тысяч юаней.

Через три дня Чан с женой уехал из Сикоу в Ханчжоу. А на следующий день, 19 апреля, они получили радостное известие: в Шанхай прибыл на советском пароходе из Владивостока его старший сын Цзинго с женой и сыном.

Как же Цзинго смог вырваться из СССР, да еще со всей семьей? Сам он полагал, что определенную роль сыграло его письмо Сталину, которое он написал в начале 1937 года, «умоляя… отправить его домой». Но это вряд ли. Его судьба была вопросом большой политики, к тому же Сталин, как известно, не был склонен к сантиментам.

Решение возвратить Цзинго в Китай было принято Сталиным потому, что вслед за мирным разрешением Сианьского инцидента не произошло немедленного объединения Гоминьдана и КПК на единой антияпонской платформе, и Сталин, понятно, был этим недоволен. В нарушение всех договоренностей Чан, получив свободу, продолжил подготовку к шестому антикоммунистическому походу. В конце декабря к границам советского района на севере Шэньси стали активно стягиваться новые военные силы. В ответ Центральный комитет китайской компартии тоже начал «решительно готовиться к < новой > войне» с Гоминьданом.

Пришлось Сталину вновь вмешаться, и 19 января 1937 года он через Коминтерн предупредил Мао Цзэдуна, что мирное разрешение Сианьских событий «может быть сорвано не только благодаря проискам японских империалистов и их агентов, всячески разжигающих внутреннюю войну, но и в результате ошибочных шагов вашей партии». Одновременно он поручил Димитрову направить Мао отдельным письмом директиву о необходимости ради единого фронта «перейти от советской системы <в Китае> к системе народно-революционного управления на демократических основах». Это, конечно, было большой уступкой Чан Кайши.

Далее, с помощью московских руководителей ЦК китайской компартии составил лояльную телеграмму в адрес 3-го пленума ЦИК Гоминьдана пятого созыва, который должен был открыться 15 февраля, пообещав прекратить политику вооруженных восстаний с целью свержения национального правительства в масштабах всей страны. Китайские коммунисты также выразили готовность переименовать советское правительство в правительство Особого района Китайской Республики, а Красную армию — в Национально-революционную, заявив, что будут подчиняться Центральному правительству Гоминьдана и Военному комитету в Нанкине. А кроме того, согласились ввести в Особом районе демократическую систему всеобщих выборов и прекратить конфискацию «помещичьих» земель. Эту телеграмму они отправили в Нанкин 10 февраля.

Но Чан и другие члены Центрального исполкома Гоминьдана, считая, что «время для принятия предложений китайских коммунистов еще не созрело», 21 февраля одобрили в ответ на их «расплывчатые обещания» резолюцию «Об окончательном искоренении красной опасности», потребовав реформирования Красной армии, роспуска китайского советского правительства и прекращения пропаганды коммунизма.

За три дня до того Чан записал в дневнике: «Необходимо решительным образом и до конца бороться с бесчеловечными теориями компартии, аморальным образом жизни коммунистов и их анархистскими, антинациональными измами».

В тот же день он сделал на пленуме доклад о событиях в Сиани, а членам пленума были вручены его «Записки о пребывании в Сиани в течение двух недель», только что написанные. «Записки», переведенные затем на несколько иностранных языков, подготовил секретарь Чана, знакомый нам Чэнь Булэй. По требованию Чана он составил их в виде «дневника», который генералиссимус якобы вел в заточении — для того, чтобы придать истории больше правдивости. (На самом деле дневниковые записи Чана в период сианьского заточения гораздо лапидарнее, чем составленные Чэнь Булэем записки.)

Почти в то же время, 20 января 1937 года, Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Димитров получил от сотрудника полпредства СССР в Китае некоего Никонова донесение о том, что Чан Кайши якобы направил письмо Гитлеру, обязуясь «полностью сотрудничать с Германией вплоть до включения Китая в возможную борьбу с СССР». Тогда же поверенный в делах СССР в Китае Иван Иванович Спильванек сообщил Стомонякову, что «германский посол в Нанкине… предложил МИД <министру иностранных дел> Чжан Цюню, чтобы Китай присоединился к японо-германскому <антикоминтерновскому> соглашению». Было от чего Сталину обеспокоиться.

Между тем новой кампании против коммунистов не последовало. Сталин, отправив китайской компартии в самом начале марта 1937 года 800 тысяч американских долларов и пообещав еще примерно такую же сумму, решил, очевидно, сделать широкий жест и в сторону китайского генералиссимуса, вернув ему сына. События в Сиани привели к тому, что в игре с Чан Кайши Сталин мог считать себя победителем: Чан «потерял лицо» не только потому, что оказался арестованным собственными подчиненными, но и потому, что не последнюю роль в его освобождении сыграл Сталин, который теперь, по-видимому, мог рассчитывать и на то, что коммунист Цзинго сможет убедить своего отца пойти на союз с СССР и коммунистами в целях отражения японской агрессии. В любом случае Сталин явно исходил из того, что отправка Цзинго домой поможет предотвратить возобновление гражданской войны в Китае.

Формально же отправка Цзинго была ответом на непрямую просьбу Чан Кайши, переданную Мэйлин через посла Китая в СССР Цзян Тинфу еще в ноябре 1936 года. По воспоминаниям Цзян Тинфу, Мэйлин перед его отъездом в Москву сказала ему, что генералиссимус «очень хочет, чтобы его сын Цзинго вернулся в Китай». Цзян Тинфу передал эту просьбу заместителю наркома иностранных дел Стомонякову, а тот, разумеется, по инстанции. Но Сталин тянул и, судя по архивным материалам, принял решение не раньше середины февраля 1937 года. 23 февраля то ли опять Ван Мин, то ли кто-то другой из Исполкома Коминтерна от имени Цзян Цзинго подготовил новое письмо его отцу. В нем уже говорилось: «С радостью… отмечаю, что Вы — мой отец, принимаете все меры к объединению Китая… В настоящее время я, как патриот своей страны, решил вернуться в Китай… Совершенно искренне желаю вместе с Вами, рука об руку, бороться за единый независимый, могучий Китай… Через несколько недель я вместе с женой и сыном выезжаю из Москвы».