Пост 2. Спастись и сохранить - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Глуховский cтр.№ 62

Ужас.

Мать смотрит на нее по-змеиному неподвижно, лицо парализовано — как и в ту секунду, когда ей Юра про Сашу сказал. Грудь только вздымается и опускается; Сашин отец глотает опять капли.

— Его надо поймать! — наконец собирается с духом Мишель. — Юра, он одержимый! Он может всех заразить, если его не поймать! У него сейчас вроде просветления, но он… Он потом опять съедет и всех тут может заразить! Надо сказать! Надо людей предупредить!

Сашина мать хватает ее за запястье — железными клещами, — тащит в свою комнату, толкает на кушетку. В комнате стоит другой телефон, черный с гербовым орлом, без кнопок и без диска, еще сейф, рабочий стол с фотографиями — на них Ирина Антоновна в строгой форме позирует рядом с другими отформованными людьми, все глядят в объектив серьезно. Отдельно — большое фото, где она с высоким, худым и костистым человеком в богатом мундире, и он свои скелетные пальцы ей на плечо отдыхать положил. И еще на столе два красивых больших билета, на которых фольгой вытиснено: «Большой театр», «Партер», «Щелкунчик».

Ирина Антоновна берет бумагу, пишет: «Замолчи немедленно».

Сует Мишели в лицо — читай!

Потом продолжает: «Это все ересь. Забудь об этом. Ясно?!»

— Это не ересь! — кричит ей Мишель. — Это в ваших газетах ересь! А это все на самом деле! Ваш сын из-за этого погиб! Он тоже был одержимым! Это из-за моста пришло! Из-за Волги! Был поезд, они ехали сюда, в Москву! Чтобы отомстить вам за то, что вы сделали с ними в войну! Вернуть вам заразу! Они хотели Москву этим обратно заразить! Чтобы уничтожить! И Саша такой был! Я его видела! Я вам клянусь! Ваш сын! И Юра тоже заболел! А теперь он тут! Надо людей предупредить! Чтобы уши себе выкололи!

Сашина мать бледнеет, оглядывается на черный телефон, на углы — и потом лепит Мишели пощечину — хлесткую, больную.

«Заткнись, пока не услышали».

Вот теперь Мишель не может заплакать — одно только чистое бешенство ее изнутри распирает. Из дверей смотрит Сашин отец; жена замахивается на него, выгоняет.

«Не смей об этом говорить. Тебя здесь быть не должно. У нас и так из-за твоего отца будут проблемы. Как только Сашу угораздило».

— Что?! Что с моим папой?! — шепчет Мишель.

Губы у Ирины Антоновны ниткой.

Она отходит к телефону, у которого лежит записная книжечка. Берет ее, возвращается к Мишель. Раскрывает, а там — аккуратными буковками убористо:

«Бельков Э.А. (1982) — ликв. воен. трибуналом как враж. элемент.

Белькова Г.С. (1985) — ликв. воен. триб. вр. эл.

Бельков М.А. (1986) — ликв. воен. триб. в.э.

Белькова А.И. (1986) — ликв. воен. триб.»

И наблюдает за Мишелью, пока та пытается разобраться в шифре.

— Что это значит? — она показывает пальцем на «ликв.».

«Ликвидирован».

Мишелькин дед так говорил о колорадском жуке, которого после сбора с чахлой картошки в банке с бензином топили. Мишель не понимает, что это может значить относительно ее семьи.

«Расстрелян», — объясняет ей Сашина мать.

Ничего не остается больше во всем мире, все пусто и все черно. Ничего нет. Ничего нет. Холодно. Мертво. «Бельков М.А.» — это дядя Миша ее, папин брат.

Чернота.

— Неправда! Это вранье! Неправда!

И снова пощечина. Ожог.

— Еще раз! Посмейте только! — шипит Мишель.

Та опять замахивается — и вдруг застывает. Оборачивается к выходу, к прихожей, и отец Сашин возникает в проходе — растерянный, хватающий воздух ртом — на дверь, на жену, на дверь, снова на жену.

Звонят? Стучат?

Ирина Антоновна распахивает дверцу гардероба — там висят форменные кители, погоны золотые, — из кармана достает книжицу удостоверения, отталкивает Мишель, шагает в прихожую, заглядывает в зеркало — расправляет острые плечи, приглаживает седые волосы. Открывает входную дверь.

Внутрь врываются трое в синих мундирах, в руках железо, хари перекошены, пуговицы блестят медью. На хозяев квартиры разевают пасти — орут без звука, во рту железные зубы, — Мишель испуганно выглядывает из комнаты, Сашина мать ее впихивает обратно.

Но они уже заметили Мишель, скалятся на нее — подбираются для броска, сжимаются, руки с железными наконечниками уже схватываются судорогой — готовы в нее целить, стрелять. Это по ее душу они здесь. Это те же, которые за Юрой приходили. Теперь отыскали и Мишель.

Но Сашина мать своей спиной заслоняет ее от гостей.

Выхватывает эту свою книжицу, раскрывает перед ними так, как будто это оберег, как будто пылающим факелом перед ощерившимися волками размахивает. Те в самом деле скукоживаются, скалятся, огрызаются, но сдают назад: на полшага, на шаг.

Сашина мать вытянутым пальцем обводит их всех, как будто очерчивает им круг, за который те не могут ступить. Двое сморщиваются, спускают воздух, отступают назад, на лестничную клетку, только один остается в доме — старший, наверное.

Тяжело дышит, прячет пистолет, у Сашиной матери ее удостоверение берет из рук, как будто скорпиона — осторожно. Читает. Не читается ему — глаза соскальзывают с букв, он то и дело зыркает на Мишель, бешено. Ирина Антоновна снимает телефон с насеста, протягивает ему — на, звони. У того вся морда пунцовая, он телефон отметает, что-то переписывает себе из удостоверения в блокнот, Сашина мать презрительно наблюдает за ним: пиши-пиши.

Все записав, синий мундир козыряет им с ненавистью, бросает на Мишель прощальный взгляд, как будто фотоснимок делает, чтобы ее случайно не позабыть, и пропадает.

Сашин отец запирает за ним. Смерть, которую эти синие с улицы сюда с собой притащили, утекает постепенно следом за ними в дверную щель, как кровь в сток ванны.

Сашин отец тянется обнять жену, но та его осаживает. Поправляет волосы.

Молчит. Смотрит на дверь. Потом кивает Мишель: иди за мной.

7

«Ничего не говори, пиши!» — Ирина Антоновна показывает на уши, обводит своим сухим длинным пальцем вокруг. Ясно?

Мишель трясет.

Она сама на себя неслышно орет, чтобы заставить себя: не проговориться, кивнуть, заткнуться, не разреветься, не ударить эту суку. Сама завинчивает себя в стальной корсет, чтобы не развалиться, не растечься, не взорваться.

Они снова садятся рядом за стол, под прямым углом.

«Это за тобой приходили», — сообщает ей Сашина мать.

«Почему?»

«А сама не знаешь?»

«Потому что я враг народа?»

Ирина Антоновна заглядывает ей в глаза: ты правда такая дура или цирк мне тут ломать решила? Но у Мишели нет другого объяснения. «Что вы натворили?» — требуют от нее.