Он начал аккуратно расстегивать крошечные пуговицы на спинке платья.
— Я знаю, что тебе очень хотелось надеть то маленькое черное платье от «Муре», но спасибо, что ты все-таки выбрала платье, которое купила тебе мама.
— Пожалуйста, и ты был абсолютно прав, Сесил. Цвет идеально подошел к оттенку красного на картинах Рихтера. Я получила столько комплиментов. Просто я не привыкла носить такие смелые цвета.
— Ты выглядела просто обалденно. Все так сказали. Мама хочет, чтобы в следующем январе ты поехала с ней на модные показы.
— Ох, Сесил… Я не уверена, что у меня вообще когда-нибудь рука поднимется выкинуть столько денег на одежду.
— Не волнуйся, котенок. Мама все оплатит. Ей не терпится представить тебя всем своим любимым дизайнерам и начать тебя баловать. Кстати, у тебя есть семейная тиара?
— Тиара? Ну вообще-то, хочешь верь, хочешь нет, но у бабушки вроде как есть. Это ценная реликвия с бриллиантами старинной шахтной огранки. Я видела тиару только на фотографиях и слышала, что она лежит в сейфе.
— Здорово!
— Сесил, повторяю, все бабушкино имущество унаследует Кэки. Знаешь, что она делает? Приклеивает стикеры со своим именем к каждой картине, которую хочет получить.
— Вот же наглая девица! Не волнуйся, я буду обрабатывать твою бабушку, пока Магритт и тиара не станут твоими, а до тех пор, считает мама, тебе нужна собственная тиара. Она отвезет тебя за ней в Париж — в ювелирный дом «Меллерио». А может, нам удастся отыскать что-нибудь китайское, например с нефритом!
— Сесил, зачем мне вообще тиара?!
— Детка, она тебе понадобится на свадьбу! Кроме того, нас с мамой постоянно приглашают отужинать при дворе, когда мы в Европе. Фон Габсбурги, фон Ауэршперги, фон Гогенлоэ — все «фоны» официально одеваются к ужину. Тиара нужна как воздух!
Платье Люси скользнуло на пол, как только Сесил расстегнул последний крючок, и она наклонилась, чтобы поднять его.
— Эти трусики от Людовика де Сен-Сернена должны быть провозглашены незаконными. У меня уже все в боевой готовности. Зачем было так нагибаться передо мной?
— А зачем ты позволил платью упасть? — усмехнулась Люси.
Сесил притянул ее к себе и начал целовать в шею, добравшись до эрогенной зоны под ухом. Люси тихо вздохнула от удовольствия.
— Э-э-э… изобрази, пожалуйста, леди Мэри.
— Ладно. — Люси кивнула, прокашлялась и изобразила свой лучший британский акцент: — Черт возьми, что вы здесь делаете? Вам не следует находиться в моей спальне, сэр.
— Я не удержался, я должен был вас увидеть! Пожалуйста, позвольте мне поклониться вам в моем серале и вознести к вратам рая, — протянул Сесил с неопределенным акцентом в стиле Омара Шарифа.
— Но горничная обнаружит нас в любую минуту.
— Не волнуйтесь, я дал Анне очень щедрые чаевые, чтобы она испарилась на время. Кроме того, она слишком занята и сама обрабатывает хромоногого Бейтса в комнате для прислуги, так что не услышит сегодня ваши крики удовольствия.
— Ошибаетесь, Анна всегда за мной присматривает.
— Хорошо, а я бы хотел присмотреть за кое-чем другим. — Сесил медленно расстегнул лифчик Люси и уставился на нее, разинув рот, когда она повернулась к нему лицом, а потом с жаром зашептал: — Не двигайся! — Он был зачарован изгибами ее тела и, проводя по округлой груди пальцем, пробормотал: — Поверить не могу, что ты моя. Ты совершенство! Еще прекраснее, чем Венера Милосская!
Он уткнулся лицом в ее грудь, пока Люси расстегивала его идеально отглаженные брюки от «Дормей».
— Мистер Памук! — Люси преувеличенно громко ахнула. — Боже мой, так вот что происходит с мальчиками, которые едят слишком много рахат-лукума?
— Извини, леди Мэри что-то не очень заводит меня сегодня вечером. Можем переключиться на Александру?
Люси едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Ее даже забавляло изображать леди Мэри, но она знала, что в итоге произойдет: Сесил всегда хотел Александру.
Словно почувствовав ее сдержанность, Сесил взмолился:
— Обещаю, больше до конца месяца просить не буду!
— Ну, в таком случае… — Люси озорно улыбнулась, глубоко вздохнула, размахнулась и влепила ему пощечину.
Сесил громко ахнул, ухмыляясь:
— Другое дело!
— Николай Александрович, вы очень плохо себя вели, — напустилась на него Люси, изображая из себя агента Амасову
[114].
— Чем я вас на этот раз разочаровал, Александра Федоровна? Вам не нравится новый портсигар «Фаберже»?
— Зачем вообще дарить мне портсигар? Курение вызывает рак, а еще и эти вульгарные бриллианты…
— Подожди, на портсигаре «Фаберже» нет бриллиантов, детка. Запомни — позолоченное серебро, украшенное драгоценными камнями, и эмаль лавандового цвета.
— Не перебивай меня, смерд! Этот портсигар с эмалью выглядит таким заурядным, такой князь Феликс Юсупов мог бы подарить одному из младших слуг!
— Мне очень жаль, моя императрица. Я вас подвел.
— Та-а-а-ак… как же вас наказать сегодня?!
— Посмотрите на мой королевский скипетр, детка, — нетерпеливо сказал Сесил.
— Ах ты, мужлан! Как ты посмел оскорбить меня своим… поганым Распутиным? — возмущенно взревела Люси.
— О-о-о! О-о-о-о!!! — Сесил застонал от восторга. — Ругайте меня еще, моя королева!
— Никакая я не королева. Я Ваше Императорское Величество! Жалкое подобие мужчины! Как вы вообще защитите нас от революционеров? Разве вы не слышите, как они скандируют за воротами Царского Села, что не сносить нам головы?
— Я презренный дурак, Ваше Императорское Величество!
Люси закусила губу, чтобы не рассмеяться над всей этой нелепостью. Она поверить не могла, что ему нравятся подобные игрища.
— Революционеры у ворот дворца! И теперь мы можем защититься только кинжалом, это семейная реликвия…
— Расскажи мне о фамильном кинжале! Расскажи поподробнее, детка, — прошептал Сесил, стиснув зубы. Его дыхание участилось.
— Это ятаган с золотой филигранной ручкой, украшенной древним бирманским нефритом, и ножнами из лазурита с инкрустацией из янтаря. Острый как бритва клинок выкован вручную из метеоритного железа, закаленного за столетия в боях на Кавказе.
Сесил изогнулся от экстаза, обняв Люси, и разрыдался у нее на плече, как маленький мальчик.
— Александра Федоровна, я люблю вас.