Трей методично и сосредоточенно поглощает печенье. Кел пытается размять узел на шее. Все из-за матраса, нытье и боль в мышцах уже затихли. Тело почти привыкло к работе, и Келу это нравится – так же, как нравилось ему, что мышцы ноют. Поначалу он предполагал, что слишком стар и не привыкнет совсем, но тело справилось. Кел чувствует себя моложе, чем полгода назад.
– Белка, – говорит он, показывая в окно на сад. – На днях подстрелю несколько и сварю нам беличье рагу.
Трей осмысляет сказанное, смотрит, как белка утекает под изгородь.
– А как на вкус?
– Неплохо. Как дичь. Крепче курятины.
– Белка укусила мою сестру, – говорит Трей. – За палец. Можно и съйисть.
– Когда мне было лет десять, – говорит Кел, – я жил у дедушки, и мы с тремя приятелями ходили с ночевкой в лес за дедовым домом. В первый раз дедушка сказал нам, чтоб мы поосторожней, потому что водится в этом лесу зверь под названием белкошак. Гибрид белки и кота, но крупнее и белки, и кота – и свирепее. У него здоровенные когти и клыки и рыжий мех, и он вцепляется либо в глотку тебе, если сидишь, либо в яйца, если стоишь. О том, что он изготовился нападать, узнаёшь по таким странным звукам. Типа рычания вперемешку со стрекотом.
Кел показывает, как это. Трей слушает и наблюдает, выскребая зубами начинку печенья. Кел взял привычку рассказывать Трею все подряд, что на ум взбредет, – просто компанейски, не обращая особого внимания, есть какой-то отклик или нет.
– В лес мы все равно пошли, – говорит, – но в палатке навалили большую гору камней, на всякий случай. Поздно ночью, как раз когда устроились в спальниках, снаружи послышался звук. – Повторяет. – Чуть не обосрались. Вылезли из спальников, набрали камней и давай кидаться. Несколько раз хорошо так попали, и тут слышим – дедушка кричит, что хватит. Кто-то угодил ему прямо в лицо, губу рассек.
– Это был он, – говорит Трей. – Он и шумел.
– Ну да. Не бывает никаких белкошаков.
– И чё сделал? Отлупил?
– Не. Ржал как конь, кровь стер, принес нам здоровенный мешок зефирок.
Трей усваивает сказанное.
– Чего это он? Зачем прикидывался?
– Думаю, хотел посмотреть, как мы поступим, – говорит Кел, – в сложной ситуации. Он же отпустил нас одних. А на следующий день начал учить меня стрелять из ружья. Сказал, раз я собираюсь сражаться с тем, что меня пугает, надо это уметь, и уж лучше я буду точно знать, во что стреляю, прежде чем жать на курок.
Трей осмысляет.
– А меня научите?
– У меня пока нет оружия. Как добуду, тогда может быть.
Видимо, это его устраивает: Трей кивает и доедает печенье.
– Бобби Фини говорит, видал в горах пришельцев, – произносит, выхватив эту мысль из какой-то череды их. – В школе болтали.
– Ты собираешься стрелять по пришельцам?
Трей делает лицо “совсем без мозгов”.
– Нет никаких пришельцев.
– Ты что же, считаешь, Бобби придумал их, чтоб дурить голову людям, как мой дедушка?
– Не.
Кел улыбается, попивает кофе.
– Что же он тогда видел?
Трей пожимает плечом – одним, это означает, что не хочет рассуждать об этом.
– Вы не верите в пришельцев, – говорит он, вглядываясь в Кела.
– Может, и нет, – отзывается Кел. – Я придерживаюсь широких взглядов, и кто знает, может, где-то пришельцы и есть, но сам я никогда не видел ничего такого, чтобы решить, будто они прилетали.
– У вас братья или сестры есть? – требовательно спрашивает Трей ни с того ни с сего. Искусство болтовни пацан пока не освоил. Любой его вопрос звучит как на допросе.
– Трое, – отвечает Кел. – Две сестры, один брат. А у тебя?
– Три сестры. Два брата.
– Много детей-то, – говорит Кел. – Дом у вас большой?
Трей насмешливо фыркает уголком рта.
– Не.
– Ты среди них который по счету? Старший? Младший?
– Третий. А вы?
– Старший.
– Вы с остальными дружите?
Из всех вопросов, какие Трей успел задать до сих пор, этот самый личный. Кел отваживается глянуть на пацана, но тот сосредоточенно разбирает на части следующее печенье. У него свежая стрижка под машинку, но выглядит так, будто стриг себя он сам, ближе к затылку виден недостриженный клок.
– Вполне, – отвечает Кел. На самом деле они не родные, с каждым он виделся от силы пару раз, и где-нибудь братьев-сестер у него, вероятно, даже больше, но все эти сведения не кажутся сейчас полезными. – А ты?
– Кое с кем, – отвечает Трей. Резко закидывает печенье в рот и встает: перерыв, надо полагать, окончен.
– Пей молоко, – говорит Кел.
– Не люблю молоко.
– Я купил. Пей.
Трей заглатывает молоко, морщится и ставит кружку на стол, будто тяпнул стопку.
– Лады, – развеселившись, говорит Кел. – За дело. Погоди.
Отправляется в спальню, возвращается со старой клетчатой рубашкой, кидает ее Трею.
– На.
Трей ловит, смотрит на нее непонимающе.
– Зачем?
– Придешь домой весь в краске – мама не обрадуется.
– Она не заметит.
– А если заметит, узнает, что ты не был в школе.
– Ей плевать.
– Решай сам, – говорит Кел. Принимается отколупывать отверткой крышку от банки с грунтовкой.
Трей разглядывает рубаху, крутит ее в руках так и сяк. Затем надевает. Повертывается к Келу, вскидывает руки и лыбится: манжеты болтаются, полы доходят до колен, а по ширине поместилось бы три Трея.
– Хорошо смотришься, – говорит Кел, улыбаясь в ответ. – Подай вон те.
Показывает на лотки для краски и валики в углу. Купил он два комплекта; достались дешево, да и Кел решил, что даже если малой перестанет приходить, все равно пригодятся. Трей явно впервые видит такие приспособления. Рассматривает их и вперяет в Кела вопросительный взгляд, хмурится.
– Смотри, – говорит Кел. Наливает грунтовку, макает в нее валик, отжимает избыток жидкости о насечки, затем быстро прокатывает валиком по стене. – Понял?
Трей кивает и повторяет за ним точь-в-точь, даже отряхивает валик, как показали, под небольшим углом, чтобы не капало.
– Хорошо, – говорит Кел. – Помногу не набирай. Сделаем в несколько слоев – слишком густо не надо. Я начну отсюда и пойду по верху, а ты по низу вот оттуда. На середине встретимся.
Теперь уже вместе им работается легко, они знают ритмы друг друга и как не путаться друг у друга под ногами. Дождь редеет. С небесной вышины доносятся крики гусей, птицы строятся наизготовку перед дальней дорогой; далеко внизу, в траве под окном, прыгают и бросаются на червей мелкие птички. Минут через двадцать работы Трей произносит совершенно ни с того ни с сего: