– Как ты? – спрашивает он. – Грипп прошел?
– Обычная простуда. Прошла.
– Как на работе?
Алисса работает в некоммерческой структуре в Сиэтле, что-то связанное с подростками из групп риска. Кел пропустил, что там к чему, когда она впервые рассказала ему, что нанимается на эту работу, – нанималась она много куда, а Кела почти целиком занимали его собственная работа и Донна, – а теперь уж поздно было расспрашивать.
– Работа хорошо. Мы добыли грант – большое облегчение, будем, значит, пахать дальше еще сколько-то.
– Как там тот малой, о котором ты беспокоилась? Шон, Дешон?
– Шон. В смысле, он продолжает заходить, это главное. Я все еще думаю, что дела у него дома паршивые, прям очень паршивые, но как ни спрошу – он весь замирает. В общем…
Умолкает. Кел с радостью придумал бы что-нибудь полезное, но почти все его методы добавлять людям разговорчивости выработаны для случаев, имеющих с этим мало общего.
– Дай время, – говорит он в конце концов. – У тебя получится.
– Лады, – говорит Алисса чуть погодя. Голос у нее кажется вдруг очень усталым. – Надеюсь.
– Как там Бен? – спрашивает Кел.
Бен – Алиссин парень, еще с колледжа. Парнишка вроде годный, немножко слишком рьяный и болтливый, когда дело касается его мнений об обществе и о том, чем все должны заниматься, чтоб его усовершенствовать, но Кел не сомневается: так или иначе он и сам мог достать кого угодно в свои двадцать пять.
– Нормально. Дуреет на той работе, но на следующей неделе у него собеседование, так что скрестим пальцы.
Сейчас Бен работает в “Старбаксе” или что-то в этом роде.
– Пожелай ему от меня удачи, – говорит Кел. Он всегда улавливал, что Бен от него не в восторге. Поначалу было плевать, но сейчас кажется, что нужно попытаться это как-то исправить.
– Передам. Спасибо.
– От мамы слышно что-нибудь?
– Ага, у нее все хорошо. А у тебя как? Как дом?
– Дело движется, – отвечает Кел. Знает, что Алисса не хочет обсуждать с ним Донну, но иногда не может удержаться. – Потихоньку – но времени у меня навалом.
– Я получила фотки. Туалет смотрится отлично.
– Ну уж, не настолько. Но теперь по крайней мере не выглядит так, будто я в нем от зомби отбивался.
Это Алиссу смешит. Даже малюткой она смеялась здорово – громко, богато, просторно. У Кела перехватывает дух.
– Тебе надо сюда в гости, – говорит. – Тут красиво. Тебе понравится.
– Ага, эт-точно. Надо. С работы только сорваться, ну ты понимаешь.
– Ну, – говорит Кел. Через секунду: – В любом случае, думаю, лучше подождать, пока я не приведу тут все в порядок. Ну или пока не обзаведусь мебелью.
– Точно, – говорит Алисса. Не разобрать, воображает ли он облегчение у нее в голосе. – Сообщай.
– Ага. Скоро.
Гаснет вдали за полями крошечное освещенное окошко. Сова все еще кличет, невозмутимо, неуклонно. Келу хочется сказать еще что-то, подержать дочь на телефоне подольше, но ничего не придумывается.
– Ты бы поспал, – говорит Алисса. – Который у тебя там час?
Когда Кел завершает звонок, в нем та же пустота, какая возникает последнее время всякий раз после разговора с Алиссой, – ощущение, что, несмотря на состоявшийся звонок, они вообще не поговорили: вышел сплошной воздух и перекати-поле, ничего осязаемого. Пока была малюткой, она трусила рядом с ним, держала за руку и рассказывала все на свете, хорошее и плохое, все выливалось прямиком из ее сердца на язык. Когда это поменялось, Кел не помнит.
Облако непокоя не развеялось. Кел берет себе еще пива, выносит на ступеньки. Вот бы Алисса прислала ему фотки своей квартиры. Он разок попросил, она пообещала, но с тех пор ничего. Кел надеется, что у нее просто руки не дошли, а не потому что Алисса живет в какой-то дыре.
В зарослях в глубине сада потрескивает ветка.
– Малой, – устало произносит Кел, возвышая голос, чтоб долетело по-над травой. – Не сегодня. Иди домой.
Чуть погодя из изгороди осторожно выступает лиса, замирает, глядя на Кела; из пасти у нее свисает нечто мелкое и вялое, лисьи непроницаемые глаза посверкивают в лунном свете. Затем лиса пренебрегает Келом как чем-то несущественным и убегает по своим делам.
4
Малой возвращается через два дня. Поскольку день после дождливого начала развиднелся, Кел и бюро вновь в саду. С бегунками от ящиков разобрались в прошлый раз, теперь Кел берется за отсеки для бумаг, под откидной крышкой. Деревяшки, из которых они сработаны, вставлены в пазы причудливым зигзагом; несколько сломано. Кел укладывает бюро задней стенкой на холстину, фотографирует всю конструкцию телефоном, после чего осторожно извлекает поломанные фрагменты, сколупывая старый клей скальпелем, и замеряет их, чтобы подготовить замену.
Доделывает первый, вычищает последний паз, чтоб деревяшка вошла как родная, и тут слышит треск сучьев. На этот раз никаких игр затевать не приходится. Малой протискивается сквозь изгородь, останавливается, смотрит, руки в карманах худи.
– Доброе утро, – говорит Кел.
Малой кивает.
– На, держи, – говорит Кел, протягивая деревяшку и протягивает кусок наждачки.
Малой подходит, забирает из рук, не помедлив. Похоже, с их последней встречи Кел у него переместился из категории “Опасное неизвестное” в “Безопасное известное” на основании некоего таинственного рассуждения, как это бывает у собак. От прогулок по мокрой траве джинсы у пацана сырые до икр.
– Эта часть будет на виду, – говорит Кел, – поэтому тут будем чуть привередливее. Когда с этой шкуркой закончишь, я тебе другую дам, помельче.
Трей осматривает деревяшку у себя в руках, затем – разломанный исходник на бюро. Кел показывает на брешь среди отсеков.
– Вот сюда.
– Не тот цвет.
– Затемним в тон. Потом.
Трей кивает. Садится на корточки в траву в нескольких футах от холстины и берется за работу.
Кел принимается вычерчивать карандашом следующую деревяшку, усевшись так, чтобы поглядывать на пацана. Худи явно выдали донашивать, из дыры в кроссовке торчит большой палец. Малой нищ. Но дело не только в этом. Кел видал предостаточно детей беднее этого, но за ними рьяно ухаживали, а вот чистая ли шея и заштопаны ли вытертые штаны на коленках у этого пацана, никто не проверяет. Вроде кормят его более-менее – но мало что сверх того.
Оставшиеся капли дождя отстукивают в изгороди; в траве скачут и клюют мелкие птахи. Кел пилит, измеряет, вырезает пазы и канавки и выдает Трею наждачку помельче, когда пацан заканчивает с крупной. Кел чувствует, что малой поглядывает на него, – так же, как сам он поглядывает на малого, оценивает. Обычно Кел посвистывает тихонько себе под нос время от времени, но в этот раз молчит. Сегодня очередь пацана.