Улыбка Миролюба стала еще шире, и он настолько ловко выдернул меня из повозки, что я даже не успела испугаться, как почувствовала под ногами землю. Я быстро отступила в сторону, позволяя ему помочь выйти Добронеге, и огляделась. Впрочем, тут же об этом пожалела, потому что мне немедленно захотелось спрятаться обратно в повозку. Вспомнились погребальные костры в Свири и суд над Альгидрасом — пожалуй, именно в эти дни мне довелось увидеть больше всего народу. Однако оказалось, что это были лишь крохи по сравнению с тем, сколько людей собралось в Каменице встретить нашу процессию.
Широкая улица ослепляла буйством красок: нарядные платки, яркие рубахи… И все это на фоне радостных криков. Я инстинктивно сделала шаг назад и уперлась спиной в борт повозки. К моим ногам упал букетик, я дернулась и посмотрела себе под ноги, а потом подняла растерянный взгляд. И только тут осознала, что с двух сторон от повозки в две цепочки выстроились воины в синих плащах, сдерживая людей. В этот момент мне стало страшно. Несмотря на то, что толпа была явно доброжелательно настроена, я вдруг почувствовала иррациональный страх. Сразу вспомнилось, что князь терпеть не может Радима, а теперь мать, сестра и жена воеводы Свири находятся в Каменице в полной его власти. Миролюб каким-то образом почувствовал мою панику и едва заметно, но ощутимо дернул меня за руку. Это вывело меня из ступора, заставив повернуться к нему.
— Проходи вот сюда. Не бойся, — он подтолкнул меня в плечо, и я тут же увидела идущих впереди Злату с Добронегой и едва не бегом бросилась за ними.
Пристроившись позади них, я вздохнула свободнее. Злата то и дело поднимала руку в приветственном жесте, Добронега улыбалась и прижимала к себе букет цветов, а я все думала о том, что, наверное, мне нужно было поднять тот букетик, и теперь мне было неловко за проявленное неуважение. Впрочем, я была слишком растеряна, потому что оказалась не готова к такому приему. Мои виски уже начинало ломить от шума и пестроты, и я с тоской вспомнила о том времени, когда мы уныло тряслись в повозке. Пожалуй, я была готова прямо сейчас отправиться в обратный путь тем же способом и без единой жалобы.
Словно во сне я почувствовала, как Добронега взяла меня за руку и крепко ее сжала. Я попыталась выдавить из себя улыбку и покосилась на нее, давая понять, что все в порядке. Судя по лицу Добронеги, мне ничуть не удалось ее обмануть — такой встревоженной я не видела мать Радима давно. Я сразу же подумала, что, вероятно, она опасается срыва Всемилы, и в ответ сжала ее руку, улыбнувшись уже по-настоящему. Я должна была ее подбодрить.
— Хорошо все. Только шумно, — прошептала я одними губами.
Добронега ничего не ответила, только головой покачала.
Наконец наша процессия замедлилась, и, подняв голову, я наткнулась на изучающий взгляд князя Любима, стоявшего перед распахнутыми воротами. Впрочем, князь быстро потерял ко мне интерес и повернулся к Добронеге.
— Добрым ли был путь? — спросил он, протягивая ей руку.
Я видела, что Добронега колеблется, и те несколько секунд, что княжеская рука висела в воздухе, показались мне вечностью. Наконец мать Радима улыбнулась и вложила свою ладонь в руку князя. При этом я едва не вскрикнула, потому что левой рукой она сжала мои пальцы, да так, что у меня хрустнули суставы. Добронега же этого даже не заметила. Любим держал ее за руку и улыбался так, словно в его дом пришел долгожданный праздник. А я вдруг с ужасом подумала о том, что по моей вине Добронега оказалась здесь, во власти князя. Я в растерянности перевела взгляд на Миролюба, который, обойдя нас, встал рядом с князем. По его лицу я попыталась прочитать, что он думает по поводу радушия своего отца, однако Миролюб смотрел на эту сцену совершенно непроницаемым взглядом.
Еще я вдруг поняла, что жителей Каменицы рядом уже нет. За нашими спинами стояла лишь охрана.
Пока я вертела головой, Любим успел выпустить руку Добронеги и теперь обнимал Злату. Я не слышала, что он говорил дочери, впрочем, поймала себя на мысли, что он отнюдь не выглядит как соскучившийся отец. Наконец он выпустил из объятий Злату и протянул руки ко мне. Добронега чуть подтолкнула меня, я шагнула вперед, князь обнял меня, на миг прижав к себе, и тут же отпустил. К счастью, даже ритуального вопроса о том, как я добралась, не последовало. Я покосилась на Миролюба, который наблюдал за всем этим так, словно происходящее ничуть его не удивляет, и решила, что я здесь, вероятно, все-таки в статусе невесты. И от этого то, что Любим не обнял Добронегу, зато бесконечно долго держал ее руку в своей, показалось мне еще более личным жестом. Интересно, а где жена князя? Почему она не встречает гостей? Впрочем, долго гадать не пришлось — Злата спросила о матери, на что Любим бросил короткое:
— Нездоровится ей. В доме увидитесь.
Повинуясь тому, что Добронега настойчиво тянет меня за собой, я прошла в ворота и оказалась в просторном дворе. Пожалуй, здесь могли бы поместиться двор Радима, Добронеги и еще пару таких, как у Велены. Вокруг было чисто подметено, к дому тянулся ровный ряд попарно сложенных досок. А еще я впервые в этом мире увидела такое излишество, как беседка, увитая незнакомым мне вьющимся растением с начавшими уже краснеть листьями. Недалеко от беседки был вырыт небольшой прудик. Собак не было, и это меня удивило, впрочем, зачем во дворе собака, если с внутренней и наружной стороны ворот стоят по два воина?
Однако толком рассмотреть двор я не успела, потому что Миролюб вдруг коснулся моего локтя, и когда я задрала голову, заглядывая ему в лицо, скорчил выразительную мину.
Я посмотрела туда, куда он указывал, и поняла, что и Добронега, и Злата, и Любим уже направляются к дому, и только я продолжаю стоять у самых ворот. Я виновато улыбнулась и бросилась догонять Добронегу. Уже поднимаясь по ступеням крыльца, я обернулась, но успела заметить лишь, как Миролюб выходит за ворота. И тут же почувствовала себя неуютно — ведь если кто-то и мог защитить нас от князя, то только он. Но выбора не было, и я поднялась на последнюю ступеньку, еще только один раз обернувшись в надежде, что Миролюб все-таки решит вернуться, Увы, я увидела лишь охранников, стоявших у закрытых ворот.
Дом тоже был поистине огромным Даже язык не поворачивался назвать сенями помещение, в котором я оказалась, — большое, с высоким потолком. Единственное — проходя в дверь, пришлось пригнуться, но так были устроены все здешние дома, чтобы зимой не выпускать тепло. Я на миг задумалась, насколько здесь бывает холодно, выпадает ли снег, впрочем, тут же отбросила эту мысль, потому что передо мной появилась девочка, которая настойчиво потянула меня за рукав.
— Ушли уже все, — сказала она мне, морща курносый нос.
Я открыла было рот, чтобы извиниться, но потом подумала, что перед девочкой вряд ли стоит это делать, наверное, это будет выглядеть странно, и позволила себя увести.
В сенях было несколько дверей. Девочка уверенно двинулась к правой, я последовали за ней и оказалась в проходной комнате, где стояла большая печь. В отличие от беленых печей, что мне довелось видеть в Свири, эта была выложена изразцами. Но толком рассмотреть я не успела, поскольку услышала голоса и поспешила в следующую приоткрытую дверь.