И оживут слова. Часть II - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Способина cтр.№ 32

Еще один камень с грохотом обрушился, едва не придавив мужчину, который, вероятно, был здесь главным. Однако тот даже не шелохнулся. Вдруг резко стало тихо. Пульсация прекратилась, как и свечение у ног мужчин. В наступившей тишине отголосками было слышно эхо далекого обвала да еще хрипло дышал покалеченный мужчина, баюкая руку. Тот, что был за главного, скинул с головы капюшон и сквозь не до конца осевшую пыль я увидела, что он молод, черноволос, с острой бородкой. Он провел рукой по лицу, стирая пыль, и с улыбкой безумца что-то прошептал на незнакомом мне языке. Тот, что стоял слева от него, хрипло рассмеялся. Покалеченный не отреагировал никак, продолжая прижимать к себе руку, а стоявший ближе всех ко мне вновь провел ладонью по стене, и я заметила, что пальцы в золотых перстнях стесаны в кровь. Он не обращал на это внимания, продолжая гладить стену, словно та была живой. На камне оставались кровавые разводы. Вдруг он резко опустился на колени и тихо, но отчетливо произнес:

— Хи нами вока. Хи трэмо матурэ, — отчего двое мужчин вздрогнули, а третий — с улыбкой безумца — лишь расхохотался.

Я рывком села, с трудом сдержав стон, — шея затекла от неудобной позы. Я уснула, сидя за столом, неловко устроившись на столешнице. От резкого движения кружка с остатками чая опрокинулась и покатилась по столу. Я едва успела ее поймать, прежде чем та свалилась на пол. Я сжала кружку обеими руками, стараясь успокоить колотившееся сердце. Порыв ветра влетел в приоткрытую створку окна, и я сильно вздрогнула от холода, только тут осознав, что моя ночнушка насквозь промокла от пота.

Вскочив на ноги, я бросилась за тряпкой, чтобы стереть со стола, по пути опрокинула чепелу, которую отчего-то поставила не на обычное место, когда растапливала печь в ночи. Чепела с грохотом упала на скамью. Я прижала ладонь ко рту, понимая, что не только Добронегу — всю Свирь перебудить должна. Добронега действительно быстро вышла из покоев. Она была уже полностью одета.

— Что случилось? — встревоженно спросила мать Радима, глядя на меня.

— Сон, — хрипло прошептала я. — Опять сон плохой. Я чай разлила. Вытереть хотела.

Добронега отмахнулась от беспорядка и, быстро подойдя ко мне, тронула лоб.

— Ты полежи иди. Ночь плохая выдалась.

Я помотала головой, пытаясь сказать, что со мной все в порядке, но Добронега только улыбнулась слегка неестественной улыбкой, и я поняла, что последует за этим. И точно. Будто невзначай она добралась до полок с горшочками. Сняла тот самый, с «Олеговым снадобьем», и принялась готовить отвар. Вода, подогретая мной, еще не успела остыть. Значит, мой сон длился совсем недолго. Я смотрела на то, как Добронега готовит отвар, которым поили Всемилу в «плохие» дни, и думала о том, что это к лучшему. Просто сон. Безо всяких кошмаров. Я не стала возражать, когда Добронега мягко подтолкнула меня к покоям Всемилы, пока отвар настаивался. Мои руки точно налились свинцом, и я сама едва могла их поднять. Когда Добронега с силой потянула что-то из моих рук, я поняла, что до сих пор сжимаю кружку, которую спасла от падения со стола.

Я выпустила кружку из рук и послушно села на постель, глядя в одну точку. В голове звучало обреченное:

«Хи нами вока. Хи трэмо матурэ».

Я не знала, что это означает, но мне было очень страшно.

***

Приветствую тебя, старейшина Алвар.

Да пребудет мир на твоей земле.

Признаю, твое письмо удивило меня, ибо воистину сложно сознавать, что в моих землях может быть то, чего нет в стенах твоего монастыря. Я слышал, что именно там хранятся свитки, созданные еще на заре зарождения мира.

Буду честен с тобой, старейшина. Я не верю твоим словам. Я воин и привык доверять лишь своему мечу. И если я позову тебя с братьями на свою землю, я должен знать, с чем ты придешь.

Убеди меня, старейшина. Или твои корабли встретят так же, как обычно встречают кваров.

И это не пустые слова.

Да будут добры к тебе твои Боги.

Князь.

Кто-то, однажды избрав свой путь,

Идет по нему, невзирая на трудности,

Кто-то готов с полпути свернуть,

И не угадаешь, в ком больше мудрости.

Кто-то прогнет под себя весь мир,

Отринув легко заведенное предками.

Кто-то, заветы в себе сохранив,

Не станет гадать над чужими ответами.

Каждый в решенье своем будет прав,

Мерку чужую принять не отважившись.

А Книга Времен хранит тысячи глав,

И в каждой из них все не то, чем кажется.

Мое пробуждение сопровождалось смутными образами. Сначала я видела себя маленькой девочкой. Я продиралась сквозь высокую траву на берегу реки и звала Чапку — своего потерявшегося щенка. Позади звучал голос отца:

— Надежда, вернись немедленно! Не то упадешь в воду.

Во сне я хорошо помнила, что почему-то в тот день совсем не боялась упасть в воду. Словно вода — мой друг. А еще я поняла, что все эти годы не вспоминала о щенке, будто у меня никогда и не было собаки. Но Чапка же был.

Потом я видела себя в школе, когда я с волнением ожидала, в какую языковую группу меня распределят. В классе было три отличницы, включая меня. Учить английский считалось престижным. Немецкий — нет. Кто так решил, я понятия не имела, но в тот день мне казалось очень важным попасть в «престижную» группу. Мне не повезло: список немецкой группы начинался с фамилии «Василевская». Дома я долго плакала, а родители так и не поняли суть проблемы.

Потом я увидела себя в институте на первом уроке немецкого языка. В небольшую аудиторию вошел молодой преподаватель, и сразу стало тихо, хотя до этого казалось, что успокоить наш галдящий хор никто не сможет.

— Ich heisse Paul, — негромко произнес наш новый учитель немецкого, и в тишине аудитории его голос был слышен очень четко. — Machen wir Bekantschaft, wenn ihr nicht dagegen seid.*

*Меня зовут Пауль. Давайте знакомиться, если вы не против. (нем.)

Я помню, что подумала тогда не о том, что он молодой и симпатичный, нет. Как истинный ботан, я подумала, что учитель должен представляться по-другому, потому что… а как же вбитые в школе конструкции? Однако к концу урока я изменила свое мнение. Павел Николаевич (кстати, отчество пришлось отдельно посмотреть в списке учителей, поскольку лекции проходили исключительно на немецком, с соответствующим обращением друг к другу) к концу первого занятия знал всех по именам, не скупился на улыбки и похвалы, впрочем, не упускал возможности сделать колкое замечание, если кто-то из группы зарывался. Именно Paul стал тем самым человеком, который навеки влюбил меня в немецкий, а заодно, сам того не ведая, проверил на прочность мою внутрисемейную установку на табу на женатых мужчин. Первый учебный год дался мне тяжело, хотя, отдавая дань справедливости, надо сказать, что Павел Николаевич не давал ни одного повода для вольностей. Был всегда улыбчив, вежлив, своего семейного положения отнюдь не скрывал и словно не замечал качественной осады, организованной ему доброй половиной курса.