— Пока ты мне ответа не дал… — продолжать он не стал, все и так было понятно.
— Недолго только, — напутствовал Радим.
Миролюб поклонился Добронеге и пожелал спокойной ночи, пообещав довести меня до дому. Потом крепко обнял сестру и поблагодарил. Хлопнул по плечу Радима и уже у ворот оглянулся:
— Не отказывай Азару в щенке, Радим. Малой у него по осени ногу сломал. Охромел. А псы у вас вон какие. Будет мальчонку по зиме в санках катать.
Я сперва не поняла, о чем речь, а потом вспомнила молодого воина с повязкой на глазу, которому Миролюб задавал вопросы на площади. И, выходя за ворота, я подумала, что Миролюб все же невероятный: после такого тяжелого дня, разбираясь в куче собственных проблем, он не забыл о мимолетной просьбе и своем обещании одному из воинов. То, что он вообще помнил о несчастье в семье отдельно взятого воина даже не из его, а из отцовской дружины, делало его просто удивительным. Таким, каким и должен быть настоящий правитель. Вот потому его все так и любили. Потому его дружина позволяла себе зубоскалить и в то же время слушалась его беспрекословно и, совершенно очевидно, уважала.
Я думала обо всем этом, пока Миролюб осторожно притворял калитку, пока отходил в сторону, пропуская пожилую женщину, при этом одарив ее короткой улыбкой. Потом он осторожно взял меня за локоть и потянул по улице в сгустившихся сумерках. Миролюб не спешил заводить разговор, и я тоже молчала, вновь и вновь прокручивая в голове его появление на площади и то, как он встал на защиту Альгидраса. Недописанная книга постепенно превратилась в настоящую жизнь. Но если мыслить книжными категориями, то Миролюб определено был героем. Тем, в кого главная героиня непременно должна была бы влюбиться. Я покосилась на княжича и задалась вопросом: что же со мной не так? Почему я не чувствую к нему ничего, кроме огромной симпатии? Почему не дрожат колени, не пересыхает в горле? Почему я совсем не волнуюсь?
Миролюб перехватил мой взгляд и чуть улыбнулся самыми уголками губ, а потом спросил:
— Испугалась сегодня?
Я решила, что врать бессмысленно.
— Испугалась. За тебя, что погибнуть можешь, за Радима, что резня может начаться, и за Олега. Его едва не убили у того столба. Ты успел в последний момент.
— Не все так страшно было с Олегом, — ответил Миролюб, глядя под ноги. — Поправится. Да и Радиму ничего не грозило, — он покосился на меня: — Не стал бы отец в Свири войну начинать.
Я остановилась и внимательно посмотрела на Миролюба. Тот тоже остановился и ответил на мой взгляд. Лицо его было серьезным. А я снова удивилась. Он вот так просто и открыто обсуждал со мной то, что с женщинами здесь не обсуждали вообще. Он видел во мне человека! И доверял. Это заставляло и меня быть откровенной.
— За что князь ненавидит Радима? — отважилась я спросить.
Миролюб глубоко вздохнул, так что грудь под рубахой резко поднялась, а потом посмотрел мимо меня, точно не желая встречаться взглядом.
— Не Радима ненавидит отец.
— А кого?
— Мы с ним о том не говорили. Да и другие молчат. Пойдем, — с этими словами Миролюб потянул меня за локоть. — Злобу отец на прошлого воеводу Свири держал.
— На отца? — я едва не добавила «Радима», но вовремя спохватилась, напомнив себе, что тот был и Всемилиным, то есть моим, отцом.
Миролюб коротко кивнул.
— За что?
— А сама как думаешь? — вдруг спросил Миролюб. — Не верю, что за столько лет ничего не надумала.
Он криво усмехнулся и пнул попавшийся под ногу камешек. Тот со свистом рассек воздух и врезался в бревенчатую стену. За стеной тут же залаяла собака. Лай подхватили ее собратья по всей улице. Миролюб втянул голову в плечи и принялся озираться по сторонам. И не был он в эту минуту похож на сурового княжича, скорее на нашкодившего школьника, поэтому, стоило нашим взглядам встретиться, как мы, не удержавшись, рассмеялись.
Странно это было — смеяться после произошедшего. Впрочем, я вдруг подумала: «Кто я такая, чтобы менять законы этого мира? Это не удалось даже Альгидрасу, хотя он здесь и не совсем чужой. Так что просто стоит принимать все как есть».
— Я надумала, — посерьезнев, ответила я. — Мне всегда казалось, что князь… он… по-особому смотрит на… Добронегу.
Я не была уверена, что стоило это говорить. Но Миролюб относился ко мне не так, как другие, и я подумала, что ему все же можно доверять.
Миролюб скорчил непонятную гримасу.
— Вот и я надумал то же.
— Правда?
Он отрывисто кивнул.
— Я думала, мужчина придумает другую причину.
— Другие я тоже надумывал, но все не выходило.
Некоторое время мы шли в молчании.
— А что об этом думает твоя мать?
Миролюб передернул плечами.
— Вот уж не знаю. Никогда не спрашивал. Верно, о чем-то догадывается. Но отец никогда Добронегу ни словом, ни делом не обидел, потому это пустое все.
— Где уж пустое?! Чуть война не началась, — вздохнула я и, подумав, добавила: — Не может все быть только из-за этого. Еще что-то должно быть.
Миролюб посмотрел на меня долгим взглядом, и мне стало неуютно. Не перегнула ли я палку? Все же речь о его отце.
— Ну, как надумаешь что еще, скажи.
— А ты скажешь, как надумаешь?
Он улыбнулся:
— Тебе первой.
Вряд ли он говорил правду, но мне было лестно. У перекрестка мы остановились. Людей на улице уже почти не было, а те, что были, спешили по своим делам, впрочем, на княжича оглядывались — слишком много шума он наделал сегодня своим появлением. Он, казалось, вовсе не замечал всеобщего внимания, точно привык к нему с самого детства. А ведь, вероятно, вправду привык. Он же наследник князя. Да еще увечье это. Я вдруг почувствовала острую жалость к маленькому Миролюбу, которому приходилось не только оправляться от пережитого и учиться жить со своим увечьем, но еще и терпеть косые взгляды везде, куда бы он ни пошел. Это какой же силой духа надо было обладать, чтобы вырасти не в запуганного неврастеника, а в самодостаточного и уверенного в себе человека?
Миролюб кивнул на очередное приветствие и огляделся по сторонам.
Я тоже повертела головой, раздумывая, почему он так себя ведет. Сперва мне пришло в голову, что он осматривает окрестности на предмет свидетелей, потому что хочет меня, например, обнять. Но потом я поняла, что после разговора с Радимом он не просто не делал никаких попыток флиртовать, он вообще даже виду не подавал, что между нами когда-либо что-либо было.
— Сюда, кажется, — неуверенно произнес Миролюб и вопросительно посмотрел на меня.
— Куда, «сюда»? Что мы ищем?
Миролюб повернулся ко мне и смиренно произнес: