В раковине стояла мыльная вода, но в ванной никого не оказалось.
Дверь в мою спальню была закрыта, но когда я попыталась ее раскрыть, она не поддалась.
– Эйлса?
– Что? – я слышала ее голос совсем близко. Всем весом она навалилась на дверь, не пуская меня внутрь.
– Что ты делаешь в моей комнате?
– Я скоро выйду.
Я резко вдохнула. Может, мне следовало посильнее толкнуть дверь. У меня вошло в привычку успокаивать ее.
– Звонит Джон Стэндлинг, – сказала я, почти касаясь губами двери. – По твоему телефону.
– Поговорите с ним сами.
Я села на верхнюю ступеньку, наблюдая за дверью, и снова поднесла аппарат к уху.
– Я все слышал, – сообщил он. – Хорошо. Отлично. Попросите ее перезвонить мне.
Я хотела узнать, зачем он звонит, и поэтому сказала:
– Не станет она вам перезванивать. Она сейчас очень странно себя ведет – не желает ни с кем разговаривать.
Он вздохнул.
– Ладно. В таком случае я все скажу вам. Во-первых, Макс не должен жить с вами. В одном доме с Эйлсой. Нам нужно принять меры до того, как начнутся проблемы. Я надеялся, что мы с Эйлсой встретимся, может, сегодня во второй половине дня. Я получил часть материалов следствия от Королевской прокуратуры и хотел бы кое-что обсудить перед ее консультацией у Грейнджера в пятницу.
– Не уверена, что она согласится выйти из дома. Лучше, если вы сами приедете.
– Можно и так.
– Есть какие-то новости? – поинтересовалась я. – Нам стоит о чем-то беспокоиться?
Последовало долгое молчание.
– Пара вещей. Например, новые показания свидетелей.
– О чем? Чьи?
Долгая пауза. Мокрица медленно ползла по стенной панели, спрятав ножки под крошечной бронированной оболочкой своего тела.
– Об их браке. Пиппа Джоунс. Рики Эддисон… – Он замолчал. – Не буду сейчас вдаваться в подробности.
Я положила палец на пути мокрицы, и она исчезла в щели между стеной и досками пола.
– Они сказали, что Том был тираном?
Стэндлинг снова тяжело вздохнул.
– История про жену, над которой издевались и которую избивали, не пройдет. Вы понимаете это? Помните шарфик, который вы мне отдали? Я отправлял его на экспертизу. Красные пятна оказались лаком для ногтей. Никаких новых доказательств не всплыло. Никаких заявлений от врача, полиции или социальной службы. В показаниях миссис Тилсон об этом ничего не говорится. Мой помощник разговаривал с родителями Тома Тилсона, друзьями, бывшими девушками, включая Далилу Перч. Никто никогда не сталкивался лично и не был свидетелем какого-то ненормального поведения Тома, только обычные семейные ссоры. Миссис Перч была особенно эмоциональна. Утверждает, что он очень напряженно работал, на него столько всего давило, а с миссис Тилсон было тяжело жить из-за ее вечного недовольства.
Звуки, доносившиеся из моей спальни, возобновились – тихие стуки и шорохи. Возможно, Эйлса вытаскивала коробки из-под моей кровати. Избитая жена? Иногда слова, в особенности сказанные под давлением, раскрывают истинное лицо человека.
– Она была жертвой в этом браке.
– На данном этапе все выглядит так, что она была кем угодно, но только не жертвой, – ответил Стэндлинг язвительно.
– Вы можете объяснить подробнее?
– Поговорим позднее. Если не возражаете, я приеду сегодня во второй половине дня. Часа в три устроит? Я бы предпочел все это обсудить с миссис Тилсон лично.
– Сейчас я у нее спрошу.
Я встала, ухватившись за перила, чтобы сохранить равновесие. Дверь в мою спальню медленно раскрылась. Я увидела часть отклеившихся обоев с черными пятнами и штукатурку за ними, словно посыпанную угольной пылью. Эйлса вышла на лестничную площадку. На ней был светло-розовый флисовый халат Фейт. Манжеты посерели, надо бы постирать. Что-то свисало у нее из пальцев, похоже на шелковый носовой платок. Нет, что-то другое, похоже на использованный презерватив. Она развела руки в стороны, и я увидела в каждой из них одинаковый предмет, зажатый между указательными и большими пальцами.
Она покачала головой.
– Я знала.
Я еще не понимала. Я хороню вещи – буквально и метафорически. Так, под моей кроватью, стоит коробка с самыми большими ценностями.
Я нажала на отбой, прекращая разговор со Стэндлингом.
– Перчатки, – сказала я. – Ты нашла перчатки.
В тот день, когда умер Том, я сидела за письменным столом и слушала, как кто-то постоянно выходит из соседнего дома и заходит в него. Утром Эйлса уехала на полчаса и вернулась с пакетом из магазина. Вскоре после этого Беа ушла с подругой, размахивая теннисной ракеткой.
Я обедала в саду. Дождь уже прошел, но воздух был тяжелым, прилипал к коже, сжимал виски. Давило в груди. Я несколько раз вдохнула из ингалятора. Низкие кустарники росли густо и переплетались друг с другом. Запах плесени заполнил ноздри. С другой стороны забора стояла тишина. Теперь мы знаем, что Эйлса так и не посадила выкопанные в Сомерсете растения, как собиралась. Она что-то мыла в доме и приготовила курицу с карри, но я со своей стороны ничего не слышала и не чувствовала запаха – ни чеснока, ни чили, ни кориандра, только гниющей травы, яблок и мокрого полотенца.
В середине дня я ушла из дома и прогулялась до супермаркета за «нурофеном». «Пицца Экспресс» предлагали три пиццы по цене двух, так что я соблазнилась, и еще купила кексы с кусочками миндаля, которые любит Эйлса. Перед супермаркетом стоял металлический контейнер, похожий на клетку, забитый разобранными коробками и другими упаковками, включая куски нежно-голубого картона с выемками для апельсинов. На дороге кто-то оставил две банки из-под краски – не полностью пустые, прихватила их с собой. Я ощущала тяжесть вещей и тяжесть отвращения к самой себе. Но когда я перешагнула через порог и поставила находки в уже захламленном коридоре, у меня возникло другое ощущение – это восстание, протест.
Чуть позже я решила, что делать. Нашла стопку бумаги для заметок бледно-голубого цвета, которую Эйлса убрала в один из ящиков письменного стола. Я не готовилась заранее, не продумывала. Писала от чистого сердца. «Том вас предал, – написала я. – Он не заслуживает того, чтобы быть вашим мужем или отцом ваших детей. У него есть любовница. Оставьте дом себе. Избавьтесь от Тома». Два последних предложения явно были попыткой пошутить, но я подчеркнула их три раза.
Я положила письмо в конверт такого же цвета, как и бумага, но не запечатала его. Моя мама настаивала, что так положено по этикету, если письма доставляются лично. Я отправилась в соседний дом.
Дверь открыла Мелисса.
– О, отлично, – сказала она при виде пицц и кексов. – Я сегодня иду на вечеринку, но съем свою порцию завтра. Вам маму? Ее нет.