Я не очень люблю объятия, но заметила, что Эйлса всегда обнимала знакомых при встрече, и мне захотелось сделать жест, показывающий мою лояльность и преданность. Я сделала шаг к ней, вытянула руки и неловко обняла. Я почувствовала, какие у нее худые плечи под слоями одежды. Этот длилось всего секунду, я лишь слегка приобняла ее, но заметила, как она поморщилась от боли.
Глава 8
Recalcitrant, прил. – норовистый: упрямо не желающий подчиняться; несговорчивый, неуступчивый; возражающий против сдерживания и ограничений. Может использоваться, если речь идет о человеке или животном.
На сегодня была назначена встреча – «консультация» – Эйлсы с королевским адвокатом. Она принесла зеркало из ванной и поставила его на подоконник в гостиной, чтобы накраситься. Это было настоящее представление: гримасы сменяли на ее лице одна другую, она приподнимала и растягивала веки, когда наносила тени и подводку. Может, у нее слишком сильно дрожали руки – она ведь находилась в постоянном напряжении, скрывая эмоции, – но когда она закончила, получилось не очень хорошо: глаза накрашены не симметрично, пудра забила поры, а румяна выглядели неестественно.
Эйлса не хотела ехать одна. Юристы ее пугают, и это оправданно, ведь в прошлом над ней достаточно издевался и глумился отец Тома. Она хотела вызвать такси, но я убедила ее поехать на метро, потому что так будет быстрее. Мы поехали по Северной ветке до «Набережной», там пересели на Кольцевую линию и вышли на станции «Темпл».
Вначале мы немного заплутали, но вроде бы разобрались куда идти, подгоняемые резким ветром: по аллее высоких платанов, по каменным ступеням, мимо фонтанов и через дворы, вдоль черных заграждений. Наши шаги разносились эхом, над головами кричали галки, гудели тепловентиляторы; иногда доносился запах капусты и спагетти. Это было неуместно, но я все равно чувствовала легкое возбуждение – впервые в жизни оказалась в судебных иннах
[25], и это напомнило, как я навещала Фреда в Оксфорде: та же смесь архитектурных стилей, то же желание говорить тихим голосом в древних стенах, седеющие мужчины в строгой одежде.
Ее адвокат, Джон Стэндлинг, ждал нас на скамейке, когда мы, наконец, нашли здание Террас-Корт. Я уже пару раз с ним встречалась – в отделении полиции и на предварительном слушании в суде. Он показался мне вполне приличным человеком. На вид лет сорок пять, коротко стриженные рыжеватые волосы, очень прямые губы – уголки не смотрят ни вверх, ни вниз, розоватый круглый кончик носа. Говорит с едва заметным манчестерским акцентом (немного в нос), который мне нравится. В целом он внешне чем-то похож на сову, что еще подчеркивается его прямоугольными очками со стальной оправой.
При виде нас он вскочил на ноги, энергично пожал нам руки, приговаривая себе под нос: «Хорошо, хорошо, отлично». Стэндлинг оказался дежурным адвокатом в тот вечер, когда Эйлсе предъявили обвинение, и во время большинства наших встреч у меня создавалось ощущение, что ее дело (убийство!) для него большое событие. Вскоре после ее ареста я заметила его перед отделением полиции, он разговаривал по телефону, расхаживая взад и вперед. Гламурные адвокаты уже кружили рядом, как пираньи. С Эйлсой он воплощение вежливости и сдержанности, как и положено юристу, но когда я проходила мимо него, то услышала, как он шипит в трубку: «Пытаюсь отогнать этих уродов», и это произвело на меня впечатление. Решение Эйлсы и дальше пользоваться его услугами объяснялось в основном финансами. Его контора располагалась за мрачным зданием давно закрытого магазина без вывески в районе Клэпхем-Джанкшен, ну и расценки были соответствующие. Но я рада, что у него была и личная заинтересованность.
Этим утром он провел нас через современную стеклянную дверь в высокое здание из красного кирпича, мы поднялись на второй этаж по лестнице с синей ковровой дорожкой. Мы ждали в приемной с выкрашенными в серый стенами, она чем-то напоминала приемную стоматолога, только журналы тут были похуже («Новый юридический журнал»). Наконец в арочном проеме появился и замер высокий худощавый мужчина с крючковатым носом и редеющей шевелюрой. Видимо, это и был Роберт Грейнджер, королевский адвокат. Стэндлинг сказал про него: «Номер один в моем списке, если речь идет об убийстве».
Эйлса уже с ним встречалась, и он поприветствовал ее со сдержанной профессиональной вежливостью, словно директор школы, который встречает родителей, пришедших с жалобой. Он пожал руку Стэндлингу, потом повернулся ко мне и прямо спросил:
– А вы кто?
– Это Верити Бакстер, соседка, у которой сейчас проживает миссис Тилсон.
Грейнджер очень внимательно меня осмотрел.
– Вы не являетесь свидетельницей? – уточнил он.
– Нет. Я дала показания, но это мало помогло.
Непроизвольно я потянулась рукой к затылку, чтобы пригладить волосы – я мыла голову сегодня утром, но вода была холодная, и голова до сих пор казалась мне липкой от мыла. Я поправила очки, поплотнее прижав клейкую ленту, которой были примотаны дужки с обеих сторон. Я протянула ему руку, но он свою не подал, тогда я решила сунуть ее в карман, который оказался набит всякой ерундой.
– На всякий случай, – прищурился он, – вы не та соседка, которая давала показания в пользу обвинения?
Стэндлинг сделал маленький шажок вперед и ударился ногой о низкий столик, на котором лежали журналы.
– Это был сосед через улицу, Эндрю Доусон. Верити – друг семьи, но в тот вечер ее не было дома.
– Паб-квиз, – пояснила я, – каждую среду.
Грейнджер кивнул.
– Хорошо. Вы же понимаете, что мне нужно было удостовериться. Ни мне, ни миссис Тилсон не стоит встречаться с важными свидетелями.
– Из меня свидетель неважный. – За этой шуткой я пыталась скрыть свое расстройство из-за того, что не была свидетельницей. – Я вообще не знала, что Том в стране. Он должен был уехать.
– Да, хорошо, – перебил Грейнджер. – Если не возражаете, подождите здесь, миссис Тилсон скоро вернется.
Они втроем покинули приемную и прошли в кабинет. Дверь решительно захлопнулась, но время от времени слышался голос Грейнджера – общий гул и редкие восклицания. Я уловила фразы «Это очень важно» и «Я хотел бы внести ясность», а потом что-то типа «Боже праведный». Очевидно, если вам приходится выступать в суде, то голос, который хорошо слышно, это преимущество. Но мне показалось, что он слишком много говорит для человека, которому в данном случае платят за то, чтобы слушал.
Я сидела в одиночестве в черном кожаном кресле, держа в руках принесенную с собой бутылку воды. На карнизе за окном неподвижно сидела огромная белая чайка. В помещении пахло несвежим цикорием. Это особенный запах, я его помню со времен работы в муниципалитете, где в кофемашине заваривали и цикорий. Если слишком быстро забрать стаканчик, пара капель попадала на горячую поверхность, и тогда слышалось шипение и сразу же разносился этот неприятный запах. Сквозь дверной проем я заметила женщину в черной мантии и молодого мужчину с аккуратной бородкой, они обсуждали какой-то криминальный сериал, основанный на реальных событиях. Он поймал мой взгляд и спросил: