На последнем рубеже - читать онлайн книгу. Автор: Даниил Калинин cтр.№ 55

Вырос профессионализм среднего командирского звена и солдат; в войска поступало достаточное количество ручных пулемётов, более простых и эффективных гранат. Много было технологичных и дальнобойных пистолетов-пулемётов Шпагина, с ёмкостью на 71 патрон. Они превосходили немецкие МП-40 по ряду характеристик, и их было гораздо больше. Формировались подразделения, полностью вооружённые автоматическим оружием.

А главное — победа духа. Немцы наносили мощнейшие удары, дошли до Москвы и Сталинграда — но наши держались. Держались порой в невероятных условиях, на чудовищном напряжении моральных и физических сил. Но армия и народ выстояли.

Врага сумели разбить под Москвой и Сталинградом зимой, и появился стереотип — русские побеждают только в зиму. Когда же летом на Курской дуге таранные удары фашистов были остановлены, а после повёрнуты вспять, — люди наконец-то по-настоящему поверили в победу. Не просто в готовность сражаться до последнего, а в то, что врага можно победить. И потому, несмотря ни на какие потери и отчаянное сопротивление фрицев, они отступали.

Но впереди был Днепр — естественный оборонительный рубеж. Понимая своё преимущество, немецкое командование старалось закрепиться за рекой, создать «Восточный вал», рассчитывая остановить здесь советскую армию. Соответственно наше командование понимало, что Днепр необходимо преодолеть как можно быстрее.

Форсирование Днепра — это чёрная страница в истории Войны, при жизни названной Великой Отечественной. Потери наших войск во время переправы никто не считал — они огромны. Но как бы то ни было — в ряде мест подразделения РККА сумели форсировать реку и создать ряд больших и маленьких плацдармов.

Но плацдарм — это территория, которая насквозь простреливается, на которую бросают все силы, чтобы раздавить его. Потому потери на плацдармах всегда очень высокие. И именно для того, чтобы помочь в форсировании реки и облегчить положение на плацдармах, было принято решение провести масштабную десантную операцию.

По замыслу идея была правильной. Выброс в немецком тылу нескольких тысяч хорошо подготовленных десантников, отлично вооружённых и снаряжённых, должен был весомо повлиять на сложившуюся ситуацию. На планерах десантникам переправляли также и тяжелое вооружение — противотанковые ружья, противотанковые «сорокапятки» с удлинённым стволом, миномёты, станковые пулемёты, запасы боеприпасов, медикаментов и продовольствия.

Но опыта организации столь масштабных десантных операций у командования просто не было. Киевские учения 1935 года были давно в прошлом и прочно забыты; с тех пор развитию ВДВ уделялось неоправданно мало внимания. Сама же операция разрабатывалась впопыхах — и всё это имело тяжёлые последствия.

Пилоты путались с районами выброски — в итоге десант сильно рассеялся, и вместо крупных единых подразделений получались мелкие группы. Часть десанта выбросили прямо над немцами — и те, кто живым спустился на землю, скоро погибли в неравном бою. Планеры с тяжелым вооружением разбивались или падали у фашистов. Часть десанта снесло прямо в реку, где шансов выжить в холодной воде и мгновенно намокающем парашюте практически не оставалось…

Командир роты Дюков сумел собрать часть своих людей. Прибились к нему бойцы и других подразделений. Получилось два неполных взвода; без тяжелого оружия и рации отряд не мог организовать ни серьёзных засад, ни крепкого удара.

Однако Игорь отсиживаться не стал. Его группа произвела три ночных налёта по расположившимся в деревнях частям вермахта и полицаям. Сумели даже накрыть штаб батальона, взять ценного языка и карты. Получив необходимую информацию, отряд вышел на соединение с более крупным подразделением, численностью до батальона.

Непрерывные и весьма болезненные удары, наносимые десантниками, заставили немцев принять все возможные ответные меры. Против наших бойцов немцы бросили бронетехнику, полицаев, эсэсовские и общевойсковые части. Череда непрерывных боёв, смен дислокаций, прикрытий и засад сливалась воедино.

В конечном итоге остатки подразделения сумели пробиться на Букринский плацдарм. Раненого ротного вытащили немногие уцелевшие его бойцы.

Несмотря на большие потери и плохую организацию десанта, задачу наши ребята в целом выполнили. Немцы были вынуждены бросить против них крупные силы и бронетехнику, движение и связь были крайне затруднены. Удары десантников были порой очень болезненны — например, они уничтожили батарею сверхтяжелых орудий, что за тридцать километров (!) расстреливала переправу.

За десант Игорь получил орден Боевого Красного Знамени — престижную и уважаемую награду. А очередное тяжелое ранение поставило вопрос о демобилизации. Увольнять в итоге не стали, а командира со столь богатым боевым опытом направили преподавать в офицерское училище. Дюков был очень рад такому повороту событий — с одной стороны, он хотел остаться в армии, с другой — вдоволь повоевал. Три ранения, контузии и 2 года боёв…

Преподавая в училище, мой товарищ по больничной койке вырос до подполковника. Далеко шагнул! Но в письмах Игорь отвечает нормально; ни награды, ни звания не испортили нормального, достойного парня, как это порой нередко случается. Слава Богу, не с ним…

Колокольный перезвон отвлекает меня от тяжких мыслей о судьбах товарищей, соединившихся на несколько кратких мгновений с моей судьбой. На всё Божья воля…

Не сразу я начал ходить с Сашей на службы. Её прощальные слова для меня много значили, я верил, что её молитвы мне помогают, и сам как-то незаметно стал верить, хоть и не позволял себе никаких проявлений религиозности или приверженности к церкви. Лишь в последнем бою молился да осенял себя крестным знаменем во время крайней бомбёжки на фронте.

Но дома Сашка, твёрдо уверенная, что вымолила мою жизнь у Богородицы, потащила меня в Казанскую церковь — ту, что на кладбище, — как только её освятили и открыли 1 января 1943 года. Храм поднял протоиерей Николай Лыков, человек, глубоко уважаемый мною и за твёрдость в вере, и за благочестие.

Нас, послереволюционное поколение, воспитывали на жёсткой неприязни к церкви, к Богу и всему, что с этим связано. Священники-черноризцы представлялись верными псами самодержавия, жиревшими на бедности простых людей, угнетателями просто люда.

Но отец Николай практически все церковные средства отдал фронту, организовывал сборы в помощь семьям погибших воинов и инвалидам войны. На средства прихожан от церкви был куплен танк, которому присвоили имя Святого Благоверного князя Александра Невского! Прихожане, организованные отцом Николаем и нашими активистами, ходили с помощью по домам осиротевших семей, раздавали раненым подарки в лазаретах… Эта бескорыстная помощь многих выручала и в то же время обращала людей лицом к церкви. В том числе и меня — ведь я привык судить о человеке по поступкам, а поступки что отца Николая, что прихожан вызывали во мне лишь уважение. «По плодам их узнаете их…» (Мф. 7:16).

Я как-то незримо втянулся в жизнь прихода, как-то незаметно для себя стал вычитывать утреннее и вечернее правила Серафима Саровского, как-то незаметно стал держать пост (по мере сил и средств, конечно) — вначале Великий, потом по средам и пятницам, а дальше уже и Рождественский, и Петровский, и Успенский… И всё стало как-то и не в тягость, а наоборот — добровольное воздержание придавало жизни какие-то новые оттенки. В молитвах я стал вдруг обретать спокойствие и умиротворение, а в чтении Писания и жития святых стал получать ответы на многие терзавшие меня до того вопросы; я начал, в конце концов, учиться иначе относиться и к окружающим меня людям, и к жизни в целом. Слава Богу, сейчас за приверженность к православной вере нет гонений, как в 30-е. Наоборот, государство всячески поддерживает церковь, по всей стране открываются Храмы, выпускаются на свободу священники, до рядовых бойцов доходят запечатанные в конвертах крестики…