Когда говорит кровь - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Беляев cтр.№ 88

Мужчина положил рукудевушке на плечо, но она сразу же дернула им, скидывая ладонь.

— Не мешай, пожалуйста, а то я сейчас все лицо себе разукрашу.

Он отвел руку, с силой сжав её в кулак. Уголки его губ задрожали от бессильной злости. Ему жутко захотелось схватить это проклятое зеркало и хорошенько вмазать по её личику, чтобы кровь из лопнувших губ забрызгала и стол и одежду, а сама она упала к его ногам, как поверженный враг.

Копившаяся так долго внутри него злоба бурлила и жаждала выплеснуться наружу, чтобы отплатить за всё. За холодность и безразличие. За постоянные придирки, за то, как и каким тоном, она отвечала. За тянувшиеся мучительно долго годы брака, наполненные лишь пустотой, отчужденностью и неискренностью. За его собственную несостоятельность и трусость. За саму эту злобу. За то, что он так и не научился делать счастливой её и, кажется, сам разучился чувствовать счастье. За всё то, что он испытывал к ней сейчас.

Дикая, животная ярость прокатилась по его телу, требуя немедленного выхода. Но демоны должны были оставаться в своих клетках, и он лишь легко и сухо поцеловал ее в затылок. Она чуть дрогнула, но не обернулась и не сказала ни слова.

Вздохнув, Айдек побрел к двери, пытаясь вспомнить, когда же эта молчаливая отстраненность стала для них обыденной. Ведь так было не всегда.

Их семьи владели смежными полями и фруктовой рощей, обрабатывать которые было куда проще совместными силами. Когда его отец, покончив с военной службой, а потом и с городской жизнью, перебрался на почти запустевшие тогда родовые земли, он быстро смекнул, что Исавиям и Мэладиям будет проще и лучше вести дела вместе. Поэтому встретившись с главой соседской семьи он и предложил ему породниться, скрепив общее дело общей кровью.

И их брак, организованный по договоренности, начинался не так уж плохо. Да, любви между ними так и не возникло, но были теплота и понимание. Поначалу. Им даже казалось, что они смогут обрести друг в друге счастье… но все изменили дети, а точнее их отсутствие. После первого выкидыша их покинула теплота отношений. После второго от понимания и уважения друг друга не осталось и следа. А потом начались годы, не принесшие больше ни единой беременности… и они окончательно превратили их совместную жизнь в нескончаемую муку. В камеру пыток, где двое запертых и не знающих как выбраться из нее людей грызли и сводили друг друга с ума.

Теперь они почти не разговаривали, а если и начинали, то быстро скатывались в нескончаемый поток ругани и взаимных претензий, не зная, как ещё докричаться друг до друга о своем общем и нескончаемом несчастье. В итоге единственный выход, который нашел для себя Айдек, — это выход на улицу. И стараясь как можно реже появляться дома, он все больше укреплялся в мысли, что все это, от их отношений до выкидышей, ни что иное, как божественное наказание. Наказание за малодушие, за страх перед отцом, который заставил его жениться на язычнице и совершить грех.

Покинув спальню и пройдя по узкому коридору, он торопливо спустился вниз по крутой темной лестнице, желая как можно быстрее оказаться на улице.

Вместе с женой они жили в небольшом двухэтажном доме на восточном краю квартала Фелайты, который достался Айдеку после решения отца перебраться с остальной семьёй за город. Кроме них тут жила лишь старая Виатна — кухарка и прислуга из блисов, которая отчаянно пыталась сохранить остатки уюта в этом опустевшем доме. В столь ранний час она обычно ещё спала, а потому Айдек постарался пройти мимо ее комнаты как можно тише, чтобы ненароком не разбудить эту добрую женщину, знакомую ему с самого рождения.

Выйдя за дверь и заперев ее на ключ, он зажмурился и втянул ноздрями утреннюю прохладу. Город только начинал просыпаться, и окутанные легкой утренней дымкой улицы были практически пусты. Такой малолюдный Кадиф больше всего нравился Айдеку. В нем ему было спокойно. Ради этого особого чувства он и старался выйти из дома как можно раньше, чтобы насладиться чистотой и простором пустынных улиц. И побыть, наконец, одному. Без Ривны.

Обычно его путь пролегал почти до самых Прибрежных ворот, к Хайладской крепости, где была расквартирована Вторая домашняя кадифарская тагма, фалагом которой он являлся. Но сегодня Айдек пошел в другую сторону. Пройдя немного по широким улицам квартала, он вышел на Царский шаг, который в этот первый рассветный час, был ещё почти пустым. Только редкие группки городских рабов то и дело сновали то тут, то там, убирая и приводя в порядок главную улицу столицы после недавнего триумфального шествия.

Рабы работали на удивление скоро и от грязи, мусора, цветов, веток и крови, которыми полнился Царский шаг после шествия победоносной армии, почти не осталось и следа. Как и от народного празднования. И там где недавно бесплатное вино лилось без всякой меры, а люди на радостях теряли всякое достоинство, теперь царили чистота и порядок. Даже в запахах города все больше чувствовалась свежесть моря.

Ступив на желтые мозаичные плиты, украшенные причудливым орнаментом, Айдек огляделся. По всей протяженности широкой улицы возвышались могучие стелы из красного гранита, блестевшие отмытыми бронзовыми барельефами, между которыми, обрамленные с двух сторон стройными линиями кипарисов, располагались узкие водоемы с чистой водой, в которой плавали маленькие разноцветные рыбки. Весь Царский шаг был прекрасен, но больше всего Айдеку нравились именно стелы, на бронзовых барельефах которых были увековечены все главные победы государства.

Когда ему выпадал такой шанс, он всегда обходил как можно большее их число и подолгу вглядывался в кованную память государства. Вот и сегодня его путь пролегал почти до самой площади Белого мрамора, а время совсем не поджимало и не подгоняло Айдека. Он мог гулять по главной улице города, наслаждаясь столь редкими тут тишиной и покоем, прячась от всех в глубинах великой истории государства.

Поворот, из которого он вышел, как раз находился возле самой первой стелы, расположенной за десять тысяч шагов от Прибрежных врат. В пятидесяти саженях от нее уже расчистили новую площадку, на которой вскоре должен был возвыситься новый монумент, возведенный в честь покорения харвенов. Но пока литая в бронзе история государства начиналась с победы над величайшим смутьяном в истории Тайлара.

«Стела Рувелии», как прозвали ее в народе, была в некотором смысле уникальной — ведь ее посвятили не завоеванию соседней страны или разгрому варваров, пусть даже уже покоренных, как все прочие триумфальные монументы, а победе над мятежниками, многие из которых были этриками и даже гражданами государства.

Отношение к этой стеле у Айдека было непростым. Слишком мрачные страницы истории застыли на ее бронзовых барельефах. Слишком уж неоднозначной была изображаемая здесь радость победы и последующий триумф с казнями бунтовщиков. И, насколько знал фалаг, даже в Синклите и Коллегии велись очень жаркие споры о том, стоит ли ее ставить.

История Тайлара знала много смут и гражданских войн, а восстание Квелла во времена Первого Союза и вовсе чуть не погубило молодое государство, но ни одному из этих эпизодов не было посвящено монумента. Даже для победы Палтарны над Абвеном, в результате которой тайлары завершили объединение, не нашлось места в этом ряду. Ведь воздвигнувшие Кадиф и Царский шаг Ардиши считали, что победы над соотечественниками, пусть даже и этриками, не несут доблести и славы. И потому сведения о них хранилась в памяти поколений, в свитках исторических хроник и на внутренних барельефах Яшмового дворца — как предупреждение потомкам, о возможных последствиях непродуманной политики и решений.