Когда говорит кровь - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Беляев cтр.№ 41

Глядя на него сейчас сложно было представить, что когда-то этот измученный старик считался великим воином и полководцем, гордостью армии Тайлара. Даже два года назад в свои шестьдесят он все ещё казался воплощением силы и воинских добродетелей. А сейчас ему было тяжело ходить. Тяжело стоять, тяжело говорить, тяжело жить. Даже чтобы подняться на эту трибуну, ему пришлось воспользоваться помощью двух старейшин. Но здесь, перед Синклитом, он должен был стоять один. Таковы были традиции, и они не делали исключения ни для кого. Даже для Верховного стратига.

Отдышавшись и выпив предложенный ему кубок с водой, старик продолжил, хотя паузы и остановки в его речи стали ещё чаще и длиннее.

— Шестнадцать лет я был Верховным стратигом. Это долгий срок. Но ещё дольше были те… сорок пять… лет, что отдал я воинскому ремеслу и служению государству. Пусть боги и люди будут мне свидетелями: за все эти долгие… долгие годы я ни разу не отступил от данных мной клятв. И нет в этом зале… человека, что смог бы упрекнуть меня в том, что я плохо справлялся со своими обязанностями или был… недостоин их.

Он вновь зашелся долгим сухим кашлем, от которого весь скрючился и зашатался. Кто-то из молодых старейшин подбежал к нему с ещё одним кубком воды, но старик жестом отказался. Он кое-как выпрямился и продолжил свою речь:

— Я всегда следовал зову долга и чести. И сегодня долг и честь призывают меня отступить. Отступить перед врагом, что оказался стократ сильнее меня и с которым мне уже не совладать. Сегодня, во имя безопасности и… ох… спокойствия государства… а-а-а… я вынужден отступить. Отступить перед моим собственным одряхлевшим телом и убивающей его болезнью. С болью и горечью я должен признать, что больше не в силах… м-м-м… защищать Тайлар, а посему, я покидаю должность Верховного стратига.

Трясущимися пальцами старик развязал завязки своей накидки. Она медленно, цепляясь за доспехи, сползла вниз, упав под ноги бывшего полководца. Затем в повисшей в зале тишине с оглушительным грохотом на мраморную плиту рухнул и его нагрудник. Старик повел плечами и наконец распрямился, поморщившись от боли.

— Сегодня я, Эйн Айтариш, перед богами, народом и Синклитом, снимаю… с себя все полномочия… и покидаю все занимаемые посты, дабы удалиться в мое… ох… новое имение на побережье Кадарского залива. Там я желаю провести свои последние дни в тишине и покое. Знайте, что делаю я это с болью в сердце… ох… и надеюсь, что в мудрости своей Синклит найдет мне достойную… замену. Одновременно с этим я покидаю и сам Синклит. Отныне место старейшины от рода Айтаришей… м-м-м… займет мой старший сын… Киран. Ему же я передаю управление родовым поместьем под Венкарой и все дела… моей семьи как новому главе рода. А теперь — прощайте благородные мужи. Да благословят всех нас боги.

Пока двое старейшин помогали ему спуститься и дойти до дверей, каждый в зале провожал его стуком кулаков о подлокотник — традиционным для этих стен выражением признания и поддержки.

К уходу Эйна Айтариша Синклит был готов уже давно и единственное, что удивляло старейшин, так это то, как долго полководец откладывал неизбежное решение. Уже седьмой месяц он не руководил армиями, не посещал заседаний Синклита и почти все время лежал в постели, но упрямо отказывался уходить со своего поста, утверждая, что однажды справится со своей болезнью. Но в итоге болезнь справилась с ним. А его уход, пусть почётный и полный уважения со стороны Синклита, обернулся для него позором. Ведь он, прославленный воин и полководец, что усмирил Дикую Вулгрию, одержал победу над захватившими власть в Кадифе милеками, разбил армии рувелитов в Верхнем Джессире после битвы под Аффором и победил сельханских пиратов, покидал Синклит обессилившим иссушенным трупом, чей вид мог вызвать лишь чувство жалости.

А ведь шанс сохранить достоинство у него был. Но он пренебрег им.

Следом за стариком зал благородного собрания покинул Великий логофет Джаромо Сатти. Как только они вышли, он тут же подхватил бывшего стратига под руку, и мягко улыбнувшись, повел его по коридору.

Первый сановник был одет в изящную тунику из черного шелка, вышитую жемчугом и серебром, черную накидку и черную круглую шапочку. Он был высок, строен и очень красив, причем годы лишь добавили ему шарма, облагородив и оттесав строгие черты его лица. У него были большие карие глаза, тонкие губы и нос с горбинкой. Хотя ему было уже пятьдесят, волосы его аккуратно постриженной бороды без усов, и зачесанных назад длинных вьющихся волос были все так же черны и густы, и лишь на висках слегка серебрилась седина, отчего он казался намного моложе своего возраста. Будучи довольно крепким мужчиной, он почти нес на руках обессилевшего старика, который еле-еле переставлял ноги и постоянно норовил упасть.

— Прекрасная речь, господин Айтариш и прекрасное завершение вашей военной истории. Не познав горечи поражения вы, по велению чистого долга, смело шагнули в сторону, открывая дорогу молодой поросли полководцев. Жаль, что я не поэт, иначе точно бы сложил об этом поэму.

— О, вы, правда, так думаете, господин Сатти? Кое-кто вот считает, что я… слишком… затянул с этим решением.

— Так пусть подавятся своим недостойным мнением, премногоуважаемый господин Айтариш. Поверьте — все эти голоса звучат лишь из зависти к масштабам вашей персоны и к вашим подвигам. Вы уходите именно тогда, когда нужно. Когда сердце ваше, услышав веление последнего долга, отдало вам приказ и позволило уйти на заслуженный отдых. Знаете, как по мне, сегодня вы бросили вызов всем тем, кто будет после вас, показав как надо бороться и как надо отходить в сторону. Вы были великолепны и каждый стук в вашу честь более чем заслужен.

— Ох, Джаромо, ваши слова как бальзам на мою израненную душу. Конечно, вы правы. Я был верен до конца своей клятве и… ох… не мог ее нарушить, пока была хоть маленькая… о-о-о… надежда. Знаете, в некотором роде я даже рад, что все, наконец, закончилось. Да-да, рад. Ведь теперь я смогу отправиться в подаренное вами имение у Гахарской бухты. Ох…. Боги, как же там хорошо. Какое же чудесное место вы для меня сыскали! Там такие живописные… скалы… и море. Такое тихое. Такое… спокойное. Я очень вам благодарен.

— Ох, оставьте эти лишние и неуместные благодарности. Это самое меньшее, чем я мог выразить вам свою бесконечную признательность за ваши подвиги и деяния. Мой гражданский долг просто обязывал меня одарить вас хотя бы такой ничтожной мелочью, как домик на побережье.

— То, что вы именуете домиком, другие называют дворцом, — сухо заметил старик.

— По сравнению с вашими свершениями — домик, если не рыбацкая хибара. Да и разве можно сравнивать? Вы — герой, который многократно спасал все наше государство. Разве не вы одержали победу над Размаром Бурым Вепрем? Правой рукой и лучшим полководцем самозваной царицы Дивьяры, что взбунтовала всю Вулгрию и, сколотив несметную орду, несла хаос и разрушение во всей западной части государства. Да если бы вы не разбили его под Фелигвеной, кто знает, может обезумевшие от крови дикари захватили бы и сам Кадиф! И тогда на руинах нашего прекрасного города неграмотные варвары пасли бы овец и коз. Ну а милеки с их ручным узурпатором Келло Патаришем, что нашел в себе какую то седьмую кровь от Ардишей? Когда они вознамерились установить тиранию под видом реставрации монархии, именно вы, а никто другой смогли выгнать их из столицы и разгромить армии этих презренных смутьянов. Я уже не говорю о ваших подвигах в войне с рувелитами, или победе над сельханскими пиратами! Многочисленные поэты уже сказали об этом все. И сказали больше, лучше и прекрасней, чем я бы мог при всем желании. Так что нет, я настаиваю на том, что подарок этот скромен и совсем несопоставим с вашими выдающимися заслугами!