– Простите.
Девушка несколько удивилась, что Лиззи и Рив все еще у них дома. Казалось, в это ужасное путешествие стыда, злости и вины за содеянное берут только троих: мать, отца и ее саму.
– Может, нам прямо сейчас им позвонить? – предложила мама.
– И что ты им скажешь? – уточнила Дженни. – «Здрасте, я мать вашей украденной дочери, точнее, я думала, что она моя внучка. Я не хотела, чтобы все было так, как оно есть, пожалуйста, не злитесь на человека, который ее у вас украл, она сама была полностью потерянной, ей нужен был кто-нибудь, она убегала от сектантов и похитителей».
– Они решат, что мы сошли с ума, – согласилась миссис Джонсон. – Они просто не поверят, что нормальные люди в состоянии оказаться в такой гротескной ситуации. И ни за что не позволят тебе у нас остаться.
Спор набирал обороты. У Дженни возникло ощущение, что она несется в пропасть на автомобиле без тормозов.
– Лиззи с этим разберется, – громко сказала она, подумав: «Я только что остановилась на краю пропасти. Не сталкивайте меня», а потом добавила: – Лиззи попросит их оставить нас в покое и перестать волноваться.
– Перестать волноваться? – повторила мать. – Ты думаешь, я перестала волноваться о судьбе Ханны? Думаешь, что я каждый вечер не молилась о том, чтобы она была в безопасности? Думаешь, я не сомневалась, правильно ли мы поступили, позволив ей навсегда исчезнуть? Дженни, ни одна мать никогда не забывает о своем ребенке…
– Ты молилась за Ханну? – удивилась девушка. – Ты никогда не говорила, что веришь в Бога.
– Я ни в кого не верю, – ответила мать. – Я только надеюсь. Семье Спринг придется с тобой увидеться. Как и нам.
– Нет! Они пока еще нереальны. И я не хочу, чтобы стали реальными. Я хочу, чтобы они исчезли.
– Они очень долго ждали, – мягко сказала мама. – Я знаю, что такое быть в неведении по поводу того, что стало с твоим ребенком. Я знаю, что такое плакать в ее день рождения, думая: «Если бы только, если бы только…»
Даже на глазах у Лиззи появились слезы.
– С ними сначала действительно может встретиться Лиззи, – продолжала она. – Мы должны защитить Ханну. Не знаю, смогут ли они нам обещать, что… Нет, этого мы просить не имеем права.
– Не надо ничего просить. Надо им сказать, чтобы держали себя в рамках, иначе я не захочу их видеть.
Лиззи слушала и делала выводы.
– То есть ты можешь с ними увидеться только тогда, когда они пообещают не искать Ханну и не подавать на нее в суд?
Дженни закрылась от всего мира за спинами родителей.
«Наверное, именно так и чувствовала себя Ханна. Мир ее предал, и спрятаться было негде», – подумала она.
– Может, все закончится тем, что Лиззи с ними просто увидится, – предположил Рив.
– Это никогда не закончится, – произнесла Лиззи деловым и сухим тоном.
«Никогда! – согласилась Дженни. – Это не контрольная, по которой надо получить зачет. И не школа, которую можно окончить».
Лиззи встала. Шатер ее юбки лег красивыми складками.
– Я позвоню семье Спринг, организую предварительную встречу на субботу или воскресенье. Передам, что ты сможешь с ними увидеться без родителей ближе к концу месяца.
– Наверное, действительно лучше всего на эту встречу мне поехать с тобой, – согласилась Дженни.
Она чувствовала, что своим весом может раздавать маму, и встала. Та поднялась следом. Как и папа.
– Конечно, – согласилась Лиззи, которая никогда не страдала от излишней скромности.
– Я тоже хочу поехать, – попросил Рив.
– Это будет лишним, – сказала его сестра. – Ты что, думаешь, мы в кино собрались? Это очень эмоциональное мероприятие.
Мама отпустила Дженни и, пошатываясь, подошла к столу из вишневого дерева. Там рядом с плошкой, наполненной синими и желтыми лепестками цветов, стояла пачка салфеток.
– Я вообще никуда не хочу ехать, – заявила Дженни. – С меня уже хватит. Я просто хочу жить долго и счастливо.
– Ну, это не у всех получается, – заметил отец. – У Ханны точно не получилось. И я не знаю, как закончится эта история.
У него был настолько понурый вид, что она испугалась. Папа снова выглядел настолько старым, что девушка начала за него волноваться.
– Нет! Пусть все именно так и закончится! Лиззи, скажи об этом семье Спринг! Скажи, что мы хотим жить долго и счастливо без них.
Ее голос отозвался эхом в просторной гостиной. Она оглянулась. Комната была оформлена очень элегантно. И она будет такой же после встречи Лиззи с семьей Спринг. Рив с грустью смотрел на девушку.
Мистер Джонсон вынимал платок, чтобы вытереть слезы. А ее мама, как оказалось, подошла к столу не для того, чтобы взять салфетку. Она медленно набирала телефонный номер.
– Мам? Кому ты звонишь? – со страхом в голосе спросила Дженни и попыталась рассмотреть цифры.
Миссис Джонсон набрала еще одну цифру.
– Мам, ты заказываешь пиццу?
Она набрала уже больше семи цифр, значит, звонила по межгороду… В Нью-Джерси.
– Мать должна услышать голос своего ребенка.
Ее лицо было в слезах, словно она стояла под сильным дождем.
– Но я же не Дженни, – прошептала девушка, подумав, что у нее раздвоение личности. «Я – два человека. И придется выбирать. Плохая дочь или хорошая? У меня две пары родителей. Как я могу быть одинаково хорошей для каждого из них?»
Тем временем мама набрала последние цифры. В наступившей тишине все присутствующие слушали гудки.
Интересно, этот звонок звенел в кухне, где раньше стояли высокие детские стулья, в которых сидели близнецы? Там, где смеявшийся отец читал придуманную им молитву? На кухне, где она маленькой девочкой однажды разлила молоко?
Второй гудок. Третий.
«Жить долго и счастливо, – думала Дженни. – Я хочу, чтобы вы оказались хорошими людьми».
Потерявшими чувствительность пальцами она взяла трубку из рук матери, подумав, что надо было все-таки сначала поесть, чтобы не потерять сознание от истощения.
Еще гудок.
В Нью-Джерси кто-то снял трубку.
– Алло, – услышала она женский голос.
Девушка крепко схватилась за маму.
– Здравствуйте. Это… ваша дочь. Дженни.
* * *