Этого в принципе не должно было случиться. Узнай о моём позоре кто-то, кроме моего отца… Муж откажется от меня, мои дети пройдут мимо, не сказав и слова… Я знала цену с самого начала и всё же…
Внутри всё сжалось, а к горлу поднялся комок отчаянья… На глаза снова навернулись слёзы. Нельзя. Мне нельзя быть слабой. Мне нельзя показывать свои настоящие чувства.
Я судорожно вдохнула.
Нужно было держаться от него подальше с самого начала. Но разве это возможно? Как? Если от его голоса замирает сердце, а от его взгляда голова идёт кругом.
Я пыталась выбросить его из головы. Оставаться примерной женой, уговаривала себя, что всё закончится, и будущего у нас нет. Но…
И всё же я не смогла ему сопротивляться.
— Почему ты так рано поднялась? — его голос, хриплый со сна, вырвал меня из тяжёлых размышлений.
— Утро… — протянула я в ответ, словно этим всё и так сказано, но перевела дыхание и добавила: — Мне пора возвращаться в селение.
И всё же так и не смогла заставить себя обернуться, посмотреть ему в глаза. Более того, облокотилась на подоконник, словно вся тяжесть мира рухнула мне на плечи в этот момент. И обнажённой кожи снова коснулся прохладный ветер с запахом горной лаванды. Таким я и запомню это утро. И, наверное, возненавижу лаванду, которая будет напоминать мне об этом моменте до конца моей жизни.
— Ты можешь не уходить…
Так просто. Он так просто предлагает мне бросить свою жизнь, словно это как выбросить старую изношенную одежду. Хотя… Как ему понять, что для меня значит мой мир, моё селение… Как много для меня значат мои дети. И кем я буду, если брошу отца?
— Знаешь, что не могу, — у меня всё же получилось ответить спокойно, даже холодно, несмотря на то, что в груди бушевало пламя, поедающее моё самообладание.
Скрипнула кровать за спиной. Половица.
И я подобралась. Выровнялась.
Его дыхание обожгло обнажённую кожу спины. Пальцы коснулись плеча и скользнули вниз.
— Останься.
Как жестоко просить меня об этом. Потому я не стану отвечать.
— Рассвет, — словно лучше ответа я не могу придумать.
Он убирает руку, и я просто кожей чувствую, как рушится мой замок из песка, выстроенный на берегу неспокойного моря.
— Тогда я хочу, чтобы ты приняла от меня небольшой подарок. Как напоминание.
Жестоко…
Деревянная шкатулка глухо стукнулась о подоконник, и я замерла в нерешительности. На крышке сплелись воедино два ящера. Точно такие же, как Хранители моего отца.
— Почему драконы? — нахмурилась я, откинув крышку.
Внутри оказался медальон с изображением точно таких же ящеров.
— Предчувствие. Знаешь, у меня невероятно хорошая чуйка. Потому и получил свою должность…
Я обернулась и всё же встретилась с его взглядом…»
И в этот миг меня что-то словно выдернуло из видения. Или это я сама неосознанно сбежала? Неважно.
Я упала на колени и хватала ртом воздух, рыдая и всхлипывая от всего увиденного, подслушанного. Моя душа, в которой ещё слышны были отголоски чужих терзаний, разрывалась на части. Я хотела выть подобно волку. От того, что разрывало грудь болью утраты, предательства и ненависти к этому человеку. Или не человеку…
Что бы мне ни говорил Коллинс, я отомщу. Отомщу сама. За боль, за предательство, за обманутое доверие и разрушенную судьбу…
— Тьма! — выругался Роберт, поднимая меня на ноги.
Я не сопротивлялась. Пыталась справиться с истерикой, накатывающей, словно морская волна, и слизывающей остатки самообладания.
— Тише, — прошептал он у самого моего уха. — Всё уже позади.
Я снова всхлипнула.
— Моя мать и Малк… — выдавила я, желая разделить эту тайну. Но так и не смогла договорить. — Это он, Роберт! Я знаю, что это он.
Пальцы сами разжались, и медальон, стукнув о дощатый пол, покатился по комнате. Захотелось вымыть руки, словно я изгваздалась в грязи.
— Нам нужно доказательство. Или признание, Лив. Иначе — это всего лишь голословные обвинения начальника тайной канцелярии из уст обиженного ребёнка.
Доказательства…
Тьма!
— Я должна с ним поговорить. Посмотреть ему в глаза. Он скажет мне, Роб. Обязательно всё расскажет.
* * *
ГЛАВА 30
— Сегодня всё решится, — пообещала я своему отражению, и девушка, наблюдающая за мной с той стороны зеркала, ободряюще улыбнулась. — Это ведь не самое тяжёлое задание в моей жизни.
Хотя кому я вру?
Попасть в королевский дворец на Зимний бал, не упасть лицом в грязь перед самыми влиятельными людьми королевства… и вывести на чистую воду главу тайной канцелярии… Ничего сложного.
Я перевела дыхание и не смогла сдержать нервный смешок.
Всё у меня получится. Ещё не бывало так, чтобы не получалось. К тому же у меня будет страховка в лице Роберта Коллинса.
Правда сам он, кажется, ещё не в курсе, какую важную роль я на него возложила. В первую очередь потому, что последнюю неделю мы практически с ним не виделись. То есть виделись, но как-то короткими урывками. И в эти встречи чаще всего мистер Коллинс хмурился, молчал и скрипел зубами, глядя в одну точку и обдумывая что-то, чем делиться со мной не спешил и не желал. Это меня доводило до бешенства. Особенно когда Роб на все мои вопросы отвечал, чтобы я не беспокоилась и оставила решение некоторых проблем ему.
Вот только я не умела доверять решение жизненно важных для меня вопросов кому-то… даже если этот человек одним взглядом выводил меня из равновесия, а при встрече у меня уже не получалось думать ни о чём, кроме как о поцелуях или о его руках на моей талии.
И каждый раз приходилось напоминать себе, что всё это быстротечно и вскоре судьба нас разведёт. Возможно, мы даже больше никогда не увидимся. И это осознание разрывало сердце. Но лучше не тешить себя надеждами. Даже бастарду не позволят связать свою жизнь с такой женщиной. А к роли тайной любовницы я не готова.
Потому последнюю неделю я старалась избегать порывов Роберта. Не позволяла приближаться, притворялась спящей, когда он поздно возвращался домой. Или строила из себя страшно занятую…
Лучше не взращивать то, чему суждено умереть.
Девушка в зеркале порядком скисла по мере моих рассуждений, и я вынудила её снова улыбнуться. Не стоит грустить в такой день. Мой первый бал всё же.
И пусть на сборы оказалось катастрофически мало времени, я выглядела замечательно. В платье цвета золотого песка, с открытыми плечами, но длинными рукавами, с высокой прической, собранной умелыми руками словоохотливой Алмы, с идеальным макияжем… И решительным выражением лица.