— Великий князь, я готов поклясться...
Но Василий не дал ему договорить. Подойдя к нему, он взял его за ворот, да так крепко, что Скиргайло почувствовал недюжинную силу русского князя.
— Я тя встретил, как никто не встречал бегунов, как человеку... стольный град пожаловал... А ты?
— Чё я? — пытаясь играть невинного, молвил литовец.
— Пошёл вон! — и князь с силой толкнул литовца.
Через несколько дней Скиргайло и его люди покинули московские земли. За побег в Московию Ягайло бросил его в темницу. Московию он ненавидел по-прежнему.
Теперь ненавистный и вечно мешающий ему Витовт в миг стал для Ягайла самым верным другом. Будто не было между ними смерти Кейстута, тысячи пожарищ, реки крови. И Ягайло спешно послал к нему нарочного. Узнав об этом, Витовт не знал, что делать. Во внезапно пробудившуюся любовь своего братца Витовт не верил. Он хорошо помнил, что Ягайло сделал с его верным слугой и помощником. А сколько было клятв в любви и верности, после которых ему приходилось бежать с родной земли. Нет! Веры ему нет! Но всё же... что делать? Умолять дочь, чтобы она защитила его перед своим мужем, вновь падать на колени перед тевтонцами? На этот раз пусть по-настоящему забирают Жмудь.
— Чё же делать? Велика земля, а деваться некуда. Но всё это расплата за мои тяжкие грехи. Кто я? Язычник? Православный? Католик? Не замолив свой грех, я не увижу солнца. Надо ехать и замаливать свои грехи, грехи предков, — твёрдо, вслух сказал он и вызвал воеводу.
Ничего не объясняя, он приказал своему воеводе собрать войско и, запёршись с ним в Вильно, никому его не сдавать, дожидаться его возвращения. Приняв такое решение, он испытал облегчение на душе. Он снимет всю тяжесть великой тайны. Узнай кто об этом! Боже! Сколько крови может пролиться! А жив ли он? Сколько десятилетий прошло, как они не виделись?
Это единственное убежище, где его не достанет ни долгая рука Москвы, ни когтистые пальцы короля и где он снимет этот тяжкий груз с души. Будь, что будет! И стал собираться. Тайно, чтобы не заподозрили даже самые преданные слуги. Он хорошо знал, что золото развязывает любые тайны.
Выехали в полночь, о двуконь. Он взял с собой одного воина. Выехал за крепостные стены, отправил его на запад, а сам поехал на восток. Он хорошо знал, что тайные ищейки бросятся по его следам. Пускай поломают голову. Интересно, что они доложат Ягайлу, который вдруг воспылал братской любовью?
Витовт был здесь один раз. Взял его тогда с собой Кейстут. Казалось, что из тех дебрей не было выхода. Но это только казалось. Выход был! Случившееся с Витовтом на этом пути так врезалось ему в память, что даже сейчас воспоминания были жгуче острыми.
Тогда потребовалось несколько дней пути, чтобы добраться до спрятавшегося меж густых елей домика. Это всё, что осталось от замка Эйрогола на правом берегу Дубисси, колыбели князей, ставших объединителями Литвы. Основателем династии был Лютовор, сумевший объединить северную Литву и Жмудь. Здесь же родился его сын Витен, завладевший остатками Литвы и рядом русских княжеств.
Потомки бросили это место, перейдя в Кернову. А вот жрецы, наоборот, избрали его. И великий дуб, росший там, как бы подсказывал, что это прибежище духов. Невдалеке горел вечный огонь, рядом находилось место, где приносились жертвы.
Когда они приезжали с отцом, увидели здесь двух человек. Высокого сухого старика в белой одежде. Это был Кривее — верховный жрец. Он подошёл к статуе Перуна и убрал опавшие на него листья. Вскоре показался молодой парень. Витовт еле сдержался, чтобы не ахнуть: тот так походил на его отца: такая же окладистая борода, усы и, главное, отцов взгляд — куда-то вдаль. Витовт не выдержал и вопросительно посмотрел на отца. Тот резко отвернулся и только сказал: «На его месте мог быть и ты». Больше он не промолвил ни слова, осторожно развернул коня и тронулся в обратный путь.
Эти слова запали ему в душу. И он стал, по мере возможности, разбираться со словами, сказанными отцом. Не один год ушёл на это. Так берегли эту тайну, прежде чем он смог представить себе картину прошедшего.
Бирута, любимая жена Кейстута, будучи беременна, дохаживала последнее время с таким огромным животом, что многие стали шептаться: «Не иначе, как будет двойня». Кейстут, слышав это, очень боялся: не дай бог, если родятся близнецы-мальчики. Боялся их будущих отношений, которые при выяснении главенства обязательно выльются в борьбу. А чем она кончается, показала ситуация в Пруссии, когда король Вейдевут разделил своё королевство среди двенадцати сыновей. И... королевства не стало.
Что значит быть равными претендентами на княжеский трон?! Это — борьба, которая может привести к гибели дорогого ему литовского княжества. И он, вопреки отцовскому сердцу, решил: если это случится, остаться жить должен только один сын. Поэтому, когда начались родовые схватки, Кейстут велел остаться только одной бабке-повитухе. А сам он ждал за дверью, затыкая уши от криков жены. Когда они стихли, бабка приоткрыла дверь и махнула ему рукой. Войдя, он увидел на кровати в беспамятстве лежащую Бируту и рядом двух крепеньких розовых мальчиков.
Он пальцем подозвал старуху и указал на огромный чан с водой. Та, ничего не понимая, подошла к нему. Не успела она вскрикнуть, как её голова оказалась в воде. Через мгновение её худое костлявое тело перестало биться. Потом он взял первого из двух мальчуганов, завернул в припасённое бельё и, подойдя к окну, открыл его позвал:
— Едол!
— Да, князь, — послышалось снизу голос.
— Держи! — и он подал свёрток.
Едол вернулся через несколько дней, доложив:
— Всё исполнил, князь! Положил младенца на порог. Вышел жрец и забрал его.
— Молодец! — похвалил князь и, подойдя к столу, налил ему добрую чарку вина.
Выпив её, Едол вытер усы.
— Пойду, князь, с дороги отдохну, — сказал тот.
— Иди, дорогой, иди, отдохни.
Заснув, Едол больше не проснулся. Душа Кейстута успокоилась.
Вот к этой великой тайне и торопился Витовт. «Остался ли там кто жив?» — мучил его вопрос. Торопился так, что проскочил поворот, хотя хорошо его помнил.
— Так где же этот поворот? — спросил себя Витовт.
Но куда ни поворачивал, всюду его ждала непроходимая чаща. Так он проблуждал до темноты.
С утра решил вернуться, чтобы ещё раз осмотреть дорогу. И нашёл. Помог сук, проткнувший собственный ствол. Он его ещё тогда подметил. Дерево, конечно, было гораздо моложе, но суть не изменилась. А вот река стала глубже. И порой пробираться приходилось, оставив коня, плыть рядом с ним.
И когда он увидел желанный берег, сердце забилось. Добрался! В этот момент задняя лошадь вдруг начала биться, то вырываясь наверх, то исчезала с головой. Ножом отхватив поводья, он пытался спасти коня, но того словно тянула вниз непреодолимая сила. Пришлось его оставить. А тут и первый конь забился в конвульсии. И его трясина потащила вниз. И вторая попытка его спасти кончилась неудачей. И даже больше. То крошечное расстояние, которое оставалось до берега, оказалось вообще непроходимым.