— Я думаю, наверх нам подниматься нельзя, — подал голос Алберда, — здеся надоть ночевать. А с рассветом оглядимси.
— Как тя звать-то? — повернувшись к девушке, — поинтересовался Василий.
— Софья, — ответила она.
— А хто ты, Софья, будешь? — допытывался Василий.
— А ты? — в ответ спросила она, игриво склонив головку.
— Я-то? Да я... холоп боярина Кошки.
Девушка рассмеялась.
— Кошкин холоп! Вот интересно.
— А это мой друг, Алберда. Мы с ним вместе бежали из Орды.
— Из Орды? — переспросила Софья.
— Из неё, — ответил Василий.
— Да вы... храбрецы! Татары — они похуже королевских воев, — похвалила она их. — А что заставило вас бежать?
— Я-то... родителев давно не видел. Когда уезжали из Москвы, сказали, будем недолго. Прошло почти два года, а они всё держут нас. А Алберда со мной, он хотит в Московии отыскать свою невесту.
— Эй, хватить болтать, — раздался недовольный голос Алберды, — пора думать о ночлеге.
— Алберда прав. У тя есть хде переночевать?
Софья отрицательно покачала головой.
— Чё, не побоисся с нами? — спросил Василий, глядя на неё.
— Вы же не звери. Неуж обидите девушку?
— Мы не той породы, — заявил он, помогая ей отряхнуть одежду.
Голос Василия был настолько убедительным, что отверг всякое сомнение. И она решила спросить:
— Завтра будете выбираться из Киева?
— Не, — покачал головой Василий, — у мня письмо к митрополиту. Отдать надоть. А потом дождаться ответу.
— Так к нему трудно попасть, — пояснила она.
— А те откель известно? — полюбопытствовал Василий.
— Да... — быстро нашлась Софья, — моя госпожа... не могла.
— Эй, вы чё стоите? — то пришёл Алберда с охапкой дров.
Софья заволновалась:
— А вдруг огонь увидят?
Алберда махнул рукой:
— Не увидют, тута глыбоко. Так чё... не беспокойси. — И, бросив дрова, сказал: — Пойду, ещё принесу.
На прогоревший костёр, убрав горячую золу, набросали наломанных веток.
— Лежак готов, — торжественно сообщил Василий.
Софья прилегла с краю. Василий набросил на неё свой меховой дождевик. Это был неоценимый жест человека, который жертвовал своим здоровьем, ибо зимние ночи и здесь весьма холодны. Софья это поняла, и в её сердце впервые в жизни зажёгся непонятный ей огонёк. И она не могла удержаться, чтобы не спросить:
— Как звать-то тя?
— Василий, — ответил он.
— Замёрзнешь, можешь подвинуться, — сказала и укрылась с головой.
Прогретая костром земля хорошо держала тепло до утра, так что замёрзших среди них не было. А Софью дополнительно грел ещё и Лобастик, которого Василий заставил лечь рядом с ней.
Утром на лог опустился густой туман. Сверху вдруг раздались крики:
— Да тута ни дьявола не видать.
Стало понятно, что её упорно продолжают искать. Видать, кто-то им что-то сказал, потому что услышанные слова походили на ответ.
— Да нету их тута. Если и были, то разбились. Тута склон как обрыв.
Через какое-то время тот же голос спросил:
— Чё ты сказал, ехать надоть?
Видать, этот вопрос получил подтверждение, ибо голосов больше не было слышно.
Понимая всю сложность положения, Василий задумался. Софья хорошо его поняла.
— Да вы идите, — сказала она, — чё вам со мной возиться? Ещё схватят вас. Идите, — повторила она, — а я попробую сама...
— Сама, сама, — перебил её Василий. — Мы тя не бросим. Да какие мы будем мужики, если в беде бросим девушку. Я ся буду презирать. А ты, Алберда?
— Я то ж, — не раздумывая ответил тот.
— Вот видишь, — Василий посмотрел на неё.
Взгляды их встретились. Василий вздохнул:
— Я думаю, пойду пока один. Они мня не знають. А вы побудете здеси. Если будет опасность, Лобастик предупредит. Бегите. Но встретимся здеся. Ты Софью спрячь, а сам поглядывай мня.
Тот тявкнул, и все рассмеялись.
Перед уходом Василий сказал:
— Я не здеся буду вылазить. Пройдусь по низу, — потом, повернувшись к Алберде, повторил: — Я тя здеся буду ждать. Ну, бувайте, — он поднял руку и решительно двинулся вперёд.
Софья тайком перекрестила его спину.
ГЛАВА 28
Весть о том, что Тимур захватил Ургенч, привела хана Тохтамыша в ярость, которая сменилась растерянностью. Хан метался, не зная, что предпринять. Али-бей, видя своего хозяина в таком положении, явился к нему и просил удовлетворить просьбу Тимура и направить его к самаркандскому повелителю. Услышав эти слова, кровь ударила в лицо Тохтамыша.
— И ты... ты, — задыхаясь завопил он, — хочешь бросить меня в такое время!
Он вскочил с трона, сбежал вниз и, распихивая склонившихся мурз, нервно заходил по залу. Немного успокоившись, вернулся на место.
— Лучше скажи, Али-бек, что будем делать?
Али-бек сделал вид, что задумался, потом заговорил:
— У твоего князя Едигея сохранилась армия.
— Э-э! — протянул князь. — Этого князя трудно понять. Меня он призывает в поход, но Тимуру обещает великую помощь. А когда обстановка доходит до боя, он ловко отводит свои войска. Его давно надо казнить.
Али посмотрел на мурз. «Кто-то из них обязательно доложит Едигею о словах хана. Нет, тут надо дело поправить», — подумал Али.
— Великий хан, говоря об Едигее, вы хотели сказать, что его мудрость всегда служит поддержкой Орде в минуты испытаний. Воинство он сберёг на случай, если бы враг задумал прийти сюда. Кто бы стал оборонять Сарай-Берке?
Хан понял советника.
— Да, Али, ты прав. Я погорячился. Но и сейчас думаю... — Он замолчал.
За него продолжил Али:
— Не позвать ли на помощь польского короля?
Глаза хана засветились радостью: «Действительно, Али прав. У меня с Владиславом есть договор».
— Али-бей, — торжественным голосом заявил Тохтамыш, — передай князю Едигею: пущай он со своими войсками выступает в Мордовию и там дожидается моей воли. А ты немедленно пошли гонца в Краков.
Хан повеселел. А ещё веселее он стал выглядеть, когда Али объявил его волю мурзам, чтобы те быстро собирали войска. Ни один мурза не сказал ни слова. Расходились они с тяжёлым сердцем.
Двое из мурз тайком, глубокой ночью, отправились в стойбище Едигея и всё ему рассказали. Князь прищурил и без того узкие глаза и сказал, глядя куда-то вдаль: