Как начать разбираться в архитектуре - читать онлайн книгу. Автор: Вера Калмыкова cтр.№ 56

Впоследствии другой художник, Дирк Баутс (1415–1475), воспроизвел в своей сцене «Поклонения волхвов» (1465) другой хлев, уже каменный. Тщательность в изображении ровной кладки, передача деталей (двойные арочные окна без стекол, явно для вентиляции, разделенные колонкой) позволяют нам представить и эту сторону быта нидерландцев. Аналогичная постройка есть и на картине Рогира ван дер Вейдена «Рождество» (центральная панель алтаря Бладелена, или Мидделбургского алтаря, 1452).

На другой работе Даре, «Алтаре святого Васта», изображена встреча Марии и Елизаветы, матери Иоанна Крестителя. Нежный жест перекрещенных рук обеих родственниц, каждой из которых суждено было родить чудесного младенца, передан Даре с удивительно человеческой интонацией. А происходит все это на фоне холмов, и в глубине изображения, слева от нас находится готический город с крепостной стеной, круглыми башнями и собором – тот самый Белый город на горе, одновременно и реальный, и символизировавший земной Иерусалим – и Иерусалим Небесный.

Еще на одном алтарном образе, созданном Даре в 1433–1435 годах, сцена с Младенцем Иисусом показана в интерьере часовни, и наше внимание обращают на себя полукруглые завершения арок и коринфские колонны, возможно, с сюжетами из Евангельской истории. Если это так, то тогда они как бы опережают события – ведь Иисус еще младенец и ничего с Ним пока не произошло. Но соединение временных планов, прошлого и будущего персонажей, для художников раннего Ренессанса естественно.

В живописи Нидерландов мы встречаемся с новой тенденцией в европейском искусстве – изображением обнаженного человеческого тела.

В христианском искусстве до определенного момента не возникало потребности изучать общие принципы анатомии. Обнаженное тело трактовалось как сосуд греха, оно источало соблазны, и потому его надо было закрывать. «Героическая нагота» античности перестала быть символом мужественности, силы, совершенства личности. В христианстве тело приветствовалось лишь как символ единства тварного мира, и тогда оно служило, как мы видели, моделью микрокосма и макрокосма, реализованной в романских храмах. Но самостоятельного положительного значения оно не имело до середины XIII – начала XIV века.

Неслучайно фигуры святых или обычных людей у Рогира ван дер Вейдена или Грюневальда порой поражают странной гибкостью членов или их несоразмерностью – при несомненной эмоциональной убедительности изображений и жизнеподобии лиц. Вдобавок и готический канон, отживающий, но не изжитый, требовал устремленности изображения вверх, что в свою очередь диктовало отступления от жизнеподобия.

Античные скульпторы, чьей высшей профессиональной доблестью было наблюдение природы, описывали то, что видели, делали предположения, выводы. Однако последние крупные открытия в области анатомии, а значит, и медицины, были сделаны в Александрии, т. е. в эпоху эллинизма! После второго века нашей эры анатомией пренебрегали почти двенадцать веков. Вскрытие трупов было долгое время запрещено христианской церковью, на анатомически правильные античные скульптуры грех было даже смотреть, и редчайшие примеры обнаженной натуры в живописи и византийской мозаике (тема Распятия) показывают, что мускульные формы превратились в простой орнаментальный мотив, не зависящий от анатомической правды.

В XIII веке начался новый период в истории медицины и – пластических искусств: император Фридрих II (1215) и папа Бонифаций VIII (1300) разрешили вскрытие мертвых тел. Тогда же, в XIII веке, в скульптуре и миниатюре человеческая фигура утратила графический схематизм и начала изображаться со все более глубоким знанием анатомии, как объемное тело, размещенное в пространстве. С XIV века болонские медики производили вскрытия перед учениками.

После взятия Константинополя (1453) Восточная Римская империя, или Византия, пала навсегда. Произошло окончательное размежевание христианского и мусульманского миров. А после изобретения книгопечатания (1440) медицина XV века постепенно начала освобождаться от влияния арабских трактатов, долгое время считавшихся передовыми и заслонивших учение древних эллинов Аристотеля, Гиппократа, Галена, и от все еще влиятельной средневековой схоластики. Заново осмысливались положения древних античных трактатов, и вскрытие мертвых становилось естественным занятием в профессиональной среде. Часто при этих процедурах присутствовали художники: они изучали, как мышцы крепятся к костям, как взаимодействуют друг с другом сухожилия и суставы.

Нидерландским живописцам принадлежит честь возвращения обнаженной натуры в искусство, а значит, открытия реализма как стиля; непосредственное наблюдение модели – вот что питало мастеров северных школ. Адам и Ева Яна ван Эйка («Гентский алтарь», 1432) и Гуго ван дер Гуса (диптих из венского Музея истории искусств) показывают: художники стремились воспроизводить объем и моделировать форму.

Интереснейшее изображение обнаженного тела дано на иллюстрации братьев Лимбургов к часослову герцога Беррийского. Оно использовано как символ, но на изображении интересны и орнаменты, и представления о мире, переданные с помощью знаков разного порядка – так, показано влияние знаков Зодиака на различные зоны человеческого тела. Цветущее юностью молодое существо Лимбургов лишено половых признаков, это андрогин, не мужчина и не женщина, человек вообще. Здесь нужно отметить, что идея андрогина стала важной в очень специфической части культуры как раз к XV веку. Имеется в виду алхимия, осмысленная последователями тамплиеров, искавшими философский камень, превращающий все в золото. У алхимиков считалось, что в процессе мировой трансформации человек – «пятый элемент», необходимый для окончательного превращения. Лимбурги вполне могли быть знакомы с этой идеей.

Но в «Великолепном» часослове герцога Беррийского показаны не только зодиакальный человек-андрогин или сельскохозяйственная деятельность, о которой уже говорилось. Серьезную роль в композиции всей книги играют разного рода архитектурные мотивы, данные или отдельно, или как часть более крупных изобразительных сюжетов. Можно сказать, что практически ни одна книжная миниатюра не обошлась без архитектурной вставки. Как правило, это готический Белый город на возвышении, реже – замок или отдельно стоящие башни. И все это – вариации на ту же тему, т. е. масштабность христианского мира и повсеместное распространение учения Иисуса.

Не забудем, между прочим, что часословов было два, и в «Прекрасном» – по порядку создания он был первым и потому оказался законченным – очень широко использован мотив обнаженного тела: ведь книга включает иллюминированное житие святой Екатерины Александрийский, и вот в этих-то сценах прекрасная молодая женщина, принимающая лютую смерть за Христа, показана частично без одежды. Лимбурги (историки приписывают им оба часослова) сумели ответить на обвинение в провокации плотской чувственности, якобы вызываемой такого рода изображениями. Святая Екатерина у них хрупкая, нежная девушка, нуждающаяся в защите, вызывающая сострадание, а не вожделение.

Любовная, прилежная, поэтическая пристальность взгляда на мир была унаследована от миниатюры большой живописью XV в. У ее истоков стоял один из величайших мастеров Северного Возрождения – Ян ван Эйк (1390–1441). Его принято считать самым крупным нидерландским живописцем XV века, положившим начало реалистической традиции в алтарной живописи. Родом из небольшого нидерландского городка на реке Маас, он в 1422 году, будучи уже уважаемым мастером, поступил на службу к графу Иоанну Баварскому и вплоть до 1424 года участвовал в работах по украшению графского дворца в Гааге. В молодости ван Эйк был миниатюристом. Ему приписывают удивительные по тонкости исполнения листы Турино-Миланского Часослова. В 1425 году ван Эйк перебрался в Лилль, где стал придворным живописцем бургундского герцога Филиппа III Доброго. При дворе герцога, который высоко ценил художника, он не только писал картины, но и выполнял многие дипломатические поручения, неоднократно выезжая в Испанию и Португалию. В 1431 году ван Эйк переехал в Брюгге, где и прожил до конца своих дней, выполняя работы и как придворный живописец, и как художник города (была и такая должность, весьма уважаемая и обещавшая большие заказы и серьезную занятость). Наибольшее количество дошедших до нас произведений было написано мастером в то время, когда он находился на службе у герцога Бургундского.