История всех времен и народов через литературу - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Жаринов cтр.№ 77

Но если Лулу действительно вырастает до размеров символа, то какие же еще значения он вбирает в себя помимо указанного материального воплощения Духа Святого? Выше уже отмечалось, что вся жизнь Фелисите представлена наподобие повествования о страстях Господних. Здесь мы видим воплощение общей христианской концепции, утверждавшей, что именно мера страданий и определяет меру познанной, постигнутой человеком истины. Флобер подчеркивает, что только любовь и составляет саму сущность характера его героини. Каждая ее очередная потеря, каждое новое страдание как раз объясняется силой любви по отношению к тому или иному человеку. И вновь здесь угадывается близость с чеховской Оленькой Племянниковой, только в отличие от Флобера потери Душечки не представляются грандиозными, они словно смягчены и лишены аскетизма жития святых, а общий обывательский российский быт притупляет ощущение страдания, и сами страсти без следа тонут, словно в огромных пуховиках. Фелисите же будто бросает вызов обстоятельствам, желая вырваться из власти материально-меркантильного бытия.

Но если Чехов во многом исходил из традиций православия при создании образа Душечки, то Флобер больше придерживался римско-католических принципов. На наш взгляд, внутренние различия, проявляющиеся в самом душевном строе героинь, определены существенными расхождениями в догматах двух церквей. Для примера обратимся хотя бы к догмату Святого Духа, ведь неслучайно именно этот аспект повести «Простое сердце» так насторожил в свое время И.С. Тургенева.

На первый взгляд расхождения между церквами могут показаться совершенно формальными, что-то из области средневековой схоластики, а в реальности речь пойдет о разной трактовке самой человеческой природы, которая в конечном счете и явилась тем принципиальным расхождением, определившим сущностное духовное расхождение между всей цивилизацией Запада и Востока. На бессознательном уровне, растворяясь в самих основах национального менталитета, это различное понимание человеческой природы не только в дальнейшем определило столь несхожие черты западного и русского критического реализма, но и в нашем конкретном случае повлияло на создание таких близких и в то же время различных характеров, как Душечка и Фелисите.

В соответствии с православной традицией Дух Святой исходит только от Отца, что сильнее подчеркивало его непричастность земным, телесным страданиям. Начиная с XI в. римско-католическая церковь исповедует, что Дух Святой «от Отца и Сына исходит». Впервые этот католический догмат появился еще в начале VI в. в Испании во время борьбы испанской церкви с арианами. Ариане не только умаляли личность Сына Божия, но и отрицали его единосущие Богу Отцу, признавая в нем сыновство лишь по благодати, а не по единосущию, признавая в нем совершенное творение. Именно в борьбе с арианской ересью, отрицающей божественное происхождение Христа и основывающейся во многом на древнегерманском культе судьбы, католическая церковь Запада решила, таким образом, раз и навсегда отмести все сомнения о сверхъестественном происхождении Христа. В результате Святой Дух лишился значения высшей ипостаси.

Очень тесно с этим католическим догматом связан и догмат о первородном грехе. В соответствии с православной традицией, такой, например, мы ее находим у преподобного Иоанна Дамаскина: «Бог сотворил человека безгрешным по естеству и свободным по воле; безгрешным не потому, что он был недоступен для греха, ибо одно лишь Божество грешить не может; но потому, что согрешить зависело не от его природы, а от его свободной воли. При содействии благодати Божией он мог быть и преуспевать в добре; при свободной воле, при попущении Божием, мог отвратиться от добра и быть во зле». Святой Ириней Лионский добавляет к сказанному, что «первый человек вышел из рук Творца совершенным, – чистым и невинным, чистый умом и невинный по телу». ^[165] В противоположность этому католическая церковь утверждает, что Бог, создав человека из двух противоположных и потому не могущих не противоборствовать одна другой частей (из души и тела, разума и чувственности), устранил этот дуализм тем, что особым от творения актом сообщил праотцам сверхъестественный дар «благодатной праведности» до падения и удерживал душу и тело в гармонии, устраняя между ними естественный раздор. Источник раздора заключался в чувственности, в похоти, но этот источник парализовался, до падения, действием благодати. Иезуит Беллярмин утверждал, что «совершенства первого человека не были внедрены и вложены в его природу в качестве даров естественных; напротив, они были пришиты и приданы ему в качестве даров сверхъестественных чисто внешним образом». ^[166]

Итак, католическая церковь учит, что состояние первых людей было сверхъестественным, что с падением человека он лишался благодати, как узды, что природа человека осталась поврежденной, а православие настаивает на том, что первый человек вышел из рук Творца совершенным как по душе, так и по телу, и только его свободная воля определила само грехопадение. Как утверждает протоиерей Митрофан Зноско-Боровский: «Римско-католическое учение, доведенное до логического конца, приводит к мысли, что Сам Бог является виновником зла в мире». ^[167]

Своеобразный католический дуализм мы находим и в рассуждениях Блаженного Августина, что невольно наводит на мысль о правомочности указанного логического вывода. Так, в «Исповеди» Аврелий Августин пишет: «Вот Бог и вот то, что сотворил Бог, добр Бог и далеко-далеко превосходит создание Свое; Добрый, Он сотворил доброе и вот каким-то образом окружает и наполняет его. Где же зло и откуда и как вползло оно сюда? В чем же корень и его семя?.. Не злой ли была та материя, из которой Он творил? Он придал ей форму и упорядочил ее, но оставил в ней что-то, что не превратил в доброе? Почему это? Или Он был бессилен превратить и изменить ее всю целиком так, чтобы не осталось ничего злого… Или она могла существовать и против Его воли?» ^[168]

Третий же догмат о непорочном зачатии словно логически завершает все указанные расхождения, существующие между двумя церквами. В самом непорочном зачатии, исходя из общей концепции человеческой двойственной природы, католики видят проявление некой «привилегии», когда Дева Мария была освобождена от первородного греха. Православная же церковь учит, что Дева Мария сделала первородный грех в Себе лично бесплодным, чем и посрамила дьявола ^[169], то есть здесь вновь сказалась общая концепция изначальной непорочности человека.

О Деве Марии разговор здесь пошел не случайно, так как именно к этому великому образу словно подводит свою героиню Чехов, когда заменяет все семейные интересы Душечки ее беззаветной материнской любовью к чужому ребенку, но чужому чисто физически, по крови, по рождению или зачатию, а не духовно. Заметим, что и Флобер делает свою блаженную Фелисите также бесплодной, заставляя ее тем не менее любить племянника, погибшего в Америке, а затем и попугая Лулу, как посланца этой Америки, а следовательно, и умершего племянника. Здесь еще раз следует напомнить, что попугай Лулу ассоциируется в религиозном сознании Фелисите со Святым Духом, а в соответствии с католическим догматом именно от Христа, как и от Бога Отца, он и исходит. Внутренняя близость двух сцен, уже проанализированная нами в «Легенде о святом Юлиане Странноприимце» и в «Простом сердце», словно является прямой иллюстрацией католического догмата.