Она сглотнула так громко, что я услышала через полкоридора,
и ответила:
– Пророчество гласит, что зеленый человек вернет жизнь
двору.
– Какое пророчество? – спросил Айслинг.
– Кел спросил у провидца, представляет ли Мередит
настоящую угрозу. Ответ был, что она вернет жизнь двору с помощью зеленого
человека и чаши. Гален – единственный зеленый человек, которого она взяла с
собой. Когда мы увидели, как она на него смотрела на пресс-конференции, мы
убедились, что он – ее зеленый рыцарь.
– Никому из вас не пришло в голову, что зелеными людьми
называют божеств растительности и даже Консорта могут так назвать? –
спросила я.
Меланжель пропустила мой вопрос мимо ушей, но когда его
повторил Айслинг, ответила:
– Принц Кел сказал, что пророчество говорит о Галене.
– А вы верите всему, что говорит Кел? – спросила
я.
Айслинг произнес те же слова, и она сказала:
– Да.
– Дура, – прокомментировала Хафвин за моей спиной.
– Что еще говорилось в пророчестве? – спросил
Айслинг.
– Что когда некто от плоти и крови воссядет на трон,
Кел умрет.
– Как он понял слова "от плоти и крови"?
– Смертный.
– Наверное, вы по потолку забегали, когда оказалось,
что принцесса владеет руками плоти и крови.
– Да, – просто сказала Меланжель.
– Есть еще что-нибудь, что нам следует знать о
действиях Кела? – спросил Айслинг, и я мысленно похвалила его
скрупулезность.
Она согнулась как от боли. Готорн отступил, не решаясь к ней
прикоснуться. Его магия не была подобна магии Меланжель или Айслинга, так что,
возможно, эта женщина представляла для него опасность. Как бы то ни было,
веревка упала с ее рук, а Готорн этого не заметил, потому что смотрел в
сторону. Айслинг потянулся за мечом, но он стоял на коленях в неудобной позе.
Она вскинула руки к лицу и выцарапала себе глаза – мы смогли только ошеломленно
смотреть. У нее по лицу потекли кровь и прозрачная жидкость.
– Теперь вы меня не заставите выдавать тайны! –
заявила она злобно, обычным своим голосом.
Айслинг вдвинул в ножны наполовину вытащенный меч.
– Меланжель, ты не перестанешь меня видеть. Я тебя
предупреждал.
Не могу сказать, слезы текли у нее по щекам или остатки ее
глаз.
– Зрелище твоего сияющего лица будет последним, что мне
довелось видеть. Я тебя за это ненавижу, но сожалеть не могу.
– Ох, Меланжель, – сказал он и коснулся ее щеки.
Она легла окровавленной, мокрой щекой ему на ладонь, как это делают любовники.
Она позволила ему ласкать свое лицо – всего мгновение – и выпрямилась опять.
– Ведите меня к королеве, в темницу, куда угодно – только
уведите от него.
Готорн поднял ее на ноги и заново связал ей руки, тщательно
проверив узлы.
– Что с ней делать, принцесса?
– Я имею право требовать суда королевы, – заявил
Киеран.
– Ты – да, но не она. Если бы Кел был на свободе, ее
следовало бы отвести к нему, но сейчас... – Я покачала головой и
отвернулась от изуродованного лица. – Холод... – Я уткнулась лбом в
его грудь. – Я не знаю, что с ней делать.
– Отправь ее в темницу. Скажи Иезекиилю не трогать ее
до дальнейших твоих распоряжений.
– А с Канной?
– То же самое.
– Лорды?
– Посмотрим, что с ними сделает королева.
Холод распределил поручения между стражами. Догмэлу он
послал с лордами. Толкая в спину Киерана, она сказала мне:
– Я не любительница женщин.
Реплика была настолько не к месту, что я смогла лишь
пробормотать:
– Я тоже.
– Но Хафвин...
Тут до меня дошло, что, пока мы пытались найти разгадку
покушений на Галена и выясняли подробности заговора Кела, она была озабочена
своей добродетелью. Она хотела уйти от Кела, но не настолько, чтобы лечь с женщиной.
Чтобы избавиться от Кела, я переспала бы даже с существом, вообще не похожим на
человека. Я умею выбирать из двух зол меньшее. Глядя на Догмэлу, я не знала,
смеяться мне или плакать. Перед моими глазами все еще стояло изуродованное лицо
Меланжель. Наверное, оно мне будет сниться в кошмарах.
– Я пересплю с Хафвин и с кем угодно, кто пожелает
присоединиться ко мне, но не потому, что я люблю женщин, а потому, что я никого
не хочу оставлять на милость Кела, если в моих силах их спасти. А теперь уведи
Киерана к королеве и доложи ей о его преступлениях честно и точно.
Она ушла, и другие ушли вслед за ней, двое стражей несли все
еще бессознательного лорда Инниса. За ним тянулась кровавая дорожка.
Айслинг опять накинул на голову золотистую вуаль. Порез у
него на животе почти затянулся.
– Использование силы пошло тебе на пользу, –
отметила я, все еще прячась на груди Холода.
– Мне пошло на пользу, что я переиграл Меланжель в ее
собственную игру. А когда-то она была почти равна мне силой.
– Она потеряла большую часть себя, – сказал Холод.
– Ее звали Сладким Ядом...
Я хотела спросить, расстроен ли он поступком Меланжель.
Волновало ли его, что женщина предпочла вырвать себе глаза, только бы не
глядеть ему в лицо? Но я ничего не спросила. Это я просила его применить свою
силу. Ответственность лежала на мне. То, что я не предвидела последствий, меня
не оправдывало. Нельзя использовать неизвестную тебе магию – именно потому, что
в результате случается вот такое дерьмо. Я уткнулась лицом в грудь Холода,
чтобы не смотреть на Айслинга, даже в вуали.
Айслинг засмеялся глубоким, красивым мужским смехом.
– А меня звали Прекрасным Ужасом.
По голосу было слышно, что он доволен собой.
Я хотела сказать, что не думала, что все так выйдет, но
промолчала. Все равно это не оправдание.
Глава 22
Майор Уолтерс, полиция, криминалисты и медэксперт доктор
Поласки обрушили на меня поток жалоб и упреков. Ноутбук не работает. Сотовые
телефоны не работают. Никакое оборудование на батарейках не работает, даже сами
батарейки не работают! И я ли это кричала недавно и почему я звала Галена?
Гламор позволяет скрыть множество грехов; у нас с Галеном у
обоих хватило умения скрывать кровь. Пока никто не вздумает хлопнуть
кого-нибудь из нас по плечу и не обнаружит мокрую и липкую от крови одежду – мы
в безопасности.
– Мы не знаем, что происходит здесь, в холме, с
современной техникой. Мне очень жаль, что она не работает, – сказала я. Я
бы очень хотела, чтобы они перестали орать все одновременно, но грубить им не
стоило. Копы не любят, когда у них ни черта не выходит, особенно если только
что на них взъелись из-за вас все местные фэбээровцы. Не важно, что Уолтерсу
понравилось, как я скормила Маркесу его собственную шляпу: все равно из-за
этого жизнь полицейского могла сильно усложниться.