Игры сознания. Нейронаука / психика / психология - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Филиппов cтр.№ 22

В образе человека, который настраивает техническое устройство, есть что-то, напоминающее автосервис. Техник работает с машиной, используя набор инструментов. Для него машина – объект, над которым совершаются определенные манипуляции, после чего машину увозят из гаража. Но к собственной психике человек не может относиться так же отчужденно, как автослесарь относится к чужой сломанной машине.

«Психическое не есть нечто такое, что человек «имеет», осознанно или неосознанно, а нечто такое, что он есть и что им «живет», – пишет Хайдеггер [9].

Аффект в феноменологии Хайдеггера получает такой высокий статус, какой он так и не смог заслужить у психиатров. Настроение (stimmung), по Хайдеггеру, – это важнейшая характеристика существования в мире. Не еще одно психическое состояние, а такой же фундаментальный феномен как self. Поэтому неправильно то, что аффекты изучаются как явления, сопутствующие деятельности человека, как будто думание и делание важнее настроения. В таком отношении к аффектам Хайдеггер видел проявление неверной философской позиции.

Настроение – одна из главных детерминант бытия-в-мире. Это ни в коем случае не состояние ума. Это фоновое ощущение принадлежности миру.

Настроение – это «Как». Человек не может жить «никак», он всегда живет «как», т. е. в каком-то настроении. «Мы должны действительно онтологически принципиально предоставить первичное раскрытие мира «простому настроению», – пишет Хайдеггер [10]. Мир познается человеком через настроение. Настроение открывает человеку мир, расставляет вещи в мире по степени значимости для человека.

У американского поэта Теодора Ретке в стихотворении «Пробуждение» об этом сказано максимально лаконично: «Мы чувством думаем» («We think by feeling»).

В таком случае описание психической реальности должно выглядеть совсем по-другому. Не мысли определяют настроение, а наоборот, настроение определяет образ мышления и действия. Точка зрения на мир задается не когнитивными установками, а настроением, которое окрашивает предметы мира.

Stimmung – музыкальная метафора. Self и тело, как музыкальные инструменты, могут быть настроены в созвучии с окружением, а могут быть расстроены. От этого зависит внутренний психический климат человека. От этого зависит самочувствие и здоровье.

***

Хайдеггеровское представление о stimmung созвучно данным современной нейробиологии.

Традиционно в мозге разделяют когнитивные зоны (фронтальная кора) и аффективные (под корой). Однако аффект реализует большая нейронная сеть, в которую входят участки фронтальной коры. Кора не регулирует аффект откуда-то извне, а участвует в нем. Точно так же и аффективные участки мозга вовлечены в решение когнитивных задач.

В работе мозга нет четкого разграничения на мысли и аффекты. Они настолько тесно интегрированы, что разделить их невозможно (и не нужно). Анатомическое разделение на аффективную и когнитивную части мозга весьма условно, потому что каждая из частей мозга находится на расстоянии всего лишь двух синапсов ^[42] от соседней [11].

О том, что психологические процессы не делятся на чисто аффективные и чисто мыслительные, в конце XIX в. писал Вильгельм Вундт: «Произвольное действие без аффекта, на основании чисто интеллектуального обсуждения, как оно допускалось многими философами, вообще невозможно» [12].

Ученые XXI в. с высот, достигнутых нейронаукой, говорят то же самое: «Не существует такой вещи, как «безаффектная мысль» [13]. Если под «когнитивным» понимать все процессы, связанные с обработкой, хранением и использованием информации, то эмоции нужно отнести к когнитивным процессам.

Не бывает безэмоционального познания. Доказано, что амигдала, важнейший аффективный центр в мозге, влияет на обработку визуальных данных, модулируя активацию нейронов в визуальной коре. Фронтальная кора находится далеко от сенсоров и информация до нее доходит в подготовленном, а не сыром состоянии. В топографическом центре этого процесса, в логистическом хабе, через который проходят потоки информации, находится амигдала. Из этого можно сделать такой вывод: «То, что люди в буквальном смысле слова видят в мире, определяется их базовым аффективным состоянием» [14].

В статье, где предлагается это умозаключение, есть ссылка на удивительный случай, описанный в 1974 г. [15]. Женщина с трех лет была слепа. В 27 лет ей сделали операцию и зрение вернулось, хотя и не полностью, но она, по крайней мере, могла сама ходить по улице и брать предметы в руки.

Но из-за того, что у нее не сформировалась связь между аффективными участками мозга и визуальной корой, ее зрительный аппарат всего лишь фиксировал расположение объектов. Она не испытывала никаких эмоций в связи с получаемой визуальной информацией и, как следствие, не осознавала видимое. Оказалось, что ей легче живется, когда она носит черные очки, не видя вообще ничего.

Это и есть пример безаффектного восприятия и его проблематичности. В описанном случае человек что-то видит, но эта информация не имеет никакой эмоциональной окраски, и поэтому видимый объект воспринимается как нечто «не для меня», т. е. не впускается в пространство субъективного опыта, где вещи подвергаются осознанию.

***

У философов-экзистенциалистов встречается такая мысль: тревога и скука суть настроения, в которых раскрываются основные характеристики бытия-в-мире. Хайдеггер, собственно, только об этих настроениях и писал. Скука и тревога приводятся им в качестве примеров того, что такое stimmung. Через эти настроения человеку открывается бытие-в-мире. Тревога, по Хайдеггеру, – это «мост к истине Бытия», фундаментальное настроение, которое делает возможным философствование. Тревожность не лучше, чем нетревожность, но она ближе к аутентичному состоянию бытия. «Захваченность ужасом размыкает исходно и прямо мир как мир» («Das Sichängsten erschließt ursprünglich und direkt die Welt als Welt») [16].

То же самое со скукой. Имеется в виду то, что психиатры причисляют к симптомам депрессии – потеря интереса ко всему, ангедония, беспросветное состояние полного безразличия. В этом настроении, пишет Хайдеггер, проявляется тяга к осмысленности, которой лишена повседневность.

В том, как увлеченно Хайдеггер философствует о тревоге, видится некоторая односторонность его феноменологии, в которой негативные аффекты получают своеобразное философское благословение. Есть мнение [17], что эта односторонность объясняет известные политические вкусы Хайдеггера, омрачившие его биографию периода 1930–1940-е гг. сюжетом, который убил бы репутацию любого другого, менее великого писателя. Как представление об аффектах повлияло на политическую ориентацию Хайдеггера – отдельный вопрос. Хочется отметить два других момента.

Во-первых, в феноменологии Хайдеггера тревоге не придается однозначная ценность. Тревога не объявляется хорошим аффектом, который все по недоразумению считают плохим. В самом настроении angst ^[43], в момент его переживания, философствование затруднено. Для философии важен момент перехода от одного настроения к другому. Как раз в этот момент человек и находит себя в мире, потому что, при остром переживании angst, мир в его повседневной привычности отступает от человека. Тревога обнажает присутствие человека в мире.