– Вы были правы! Флакон нашелся, и молочко в нем было отравлено.
Сразу же после того, как в понедельник 26 ноября месье Жерар побывал в доме номер 12 по улице Мюрлен, он позвонил Алену Коренефу, заведующему лабораторией и главному химику на косметической фабрике в Орлеане, и сообщил ему о своих подозрениях относительно погибшего младенца. Спросил, может ли он найти тот самый флакон из-под косметического молочка. Или он был выброшен без анализа? Если анализа не провели, то это был серьезнейший просчет, который повел к скороспелому заключению, что причина смертельной аллергии – новая формула. И вообще, кожная сыпь у других младенцев могла быть просто совпадением. Жово с важным видом выслушивал объяснения генерального директора. Во всяком случае, так казалось, потому что на самом деле он дремал с открытыми глазами.
– Месье Кантен, отец ребенка…
Фамилия Кантен подействовала на Жово, словно небольшой разряд электрического тока, и он уже открыл рот, чтобы сказать, что знал в легионе одного Кантена (ближайшего друга Подсеки), но закрыл его и ничего не сказал: очень устал, у него не хватило бы сил на всю историю.
– Месье Кантен не выбросил флакон, он понимал, что его еще могут потребовать, несмотря на то что причиной смерти сразу признали анафилактический шок.
Жово что-то пробурчал, и Жерар уточнил:
– Смерть наступила из-за аллергической реакции. Но я потребовал, чтобы был произведен тщательный анализ остатков молочка в этом флаконе. Да, формула была новая, та, что вызывала несколько случаев аллергии, но не смертельной, и… Держитесь хорошенько! – Месье Жерар от волнения весь дрожал, на лбу у него выступили капли пота. – Там нашлись следы ботулотоксина.
– А это что? – поинтересовался Жово.
– Самый сильный яд на свете! Одной чашкой ботулотоксина можно уничтожить все человечество. В нашей орлеанской лаборатории мы занимались исследованиями ботокса.
Фирма «Роже Жерар» уже не могла довольствоваться розовыми лепестками и цветками ромашки для своей продукции, главный химик работал над косметическим кремом на основе ботокса, этого чудотворного средства для кинозвезд, которое разглаживает мимические морщины на щеках, вокруг глаз и рта.
– При впрыскиваниях ботокс временно парализует некоторые мелкие мышцы лица, – продолжал свои объяснения месье Жерар. – При правильном применении этот препарат… ммм… безопасен…
Но каким образом ботокс мог попасть в молочко? Кто мог его туда подмешать? В какой момент? С какой целью?
– Расследование только началось. Но вы оказались правы. Молочко было отравлено.
Генеральный директор не решился добавить: вы были правы и относительно русского следа. Откуда взялся ботулотоксин, как не из лаборатории химика Коренефа? И связь между лабораторией и супругами Кантен тоже есть. Мадам Кантен работает в этой лаборатории под его руководством.
– Младенец умер почти сразу после того, как мать использовала молочко для массажа. Она делала массаж регулярно. Но на этот раз у ребенка начались конвульсии, кожа покраснела, и он потерял сознание…
– Цианид, – сообщил замогильный голос.
– Извините, что?
– Цианид, – повторил Жово.
– Да?.. Впрочем…. Нет. Это был ботулотоксин.
В этом месье Жерар был твердо уверен.
– Как только мадам Кантен увидела, что творится с ребенком, она позвала на помощь мужа. Это была суббота, он был дома. Он сразу же вызвал скорую. Но у ребенка остановилось сердце до прибытия врачей.
Теперь главная подозреваемая – мать ребенка. Она могла достать яд в лаборатории, где работала. И массаж делала она. Могла надеть перчатки, чтобы не отравиться самой. Осталось найти мотив для такого жуткого преступления.
– Но с нас обвинение снято! – воскликнул месье Жерар.
Однако Жово, похоже, не был удовлетворен благополучным исходом.
– Русские, они толк в цианидах знают, – прозвучал его замогильный голос, от которого сразу становилось не по себе.
Месье Жерар не в первый раз задумывался: кто такой этот странный психолог? Ясновидящий или cтарый маразматик? Чаша весов на этот раз склонялась ко второму варианту.
– Конечно… Но не буду отнимать у вас больше время. Я вам должен двадцать евро? – спросил генеральный директор, вынимая бумажник.
Месье Жерар не знал, что Жово, выполняя в свое время грязные поручения французской разведки, набрался опыта и неплохо разбирался в том, как отправить ближнего на тот свет с помощью яда.
Когда Спаситель вошел к себе в кабинет, следов генерального директора и бывшего легионера там не осталось и в помине. Утро понедельника у психолога освободилось, так как Сара Альбер находилась в больнице Флёри под наблюдением доктора Агопяна, и он пригласил двух новых пациенток – мадам Сансон и ее дочь Жеральдину.
Мадам Сансон хоть и задыхаясь, но вбежала в кабинет не без игривости, взглянула сочувственно на кресло, которое явно не выдержало бы ее тяжести, и уселась на кушетку, обмахиваясь проспектом, который прихватила в приемной. Дочка вошла следом за мамой и робко спросила:
– Куда мне сесть?
Мама, не дожидаясь приглашения психолога, указала ей на кресло и распорядилась:
– Сюда. Тебя-то оно выдержит. – Потом повернулась к Спасителю и сказала любезным, но непререкаемым тоном, от которого бросало в дрожь ее молодых коллег: – Я пожертвовала своим утром ради визита к вам, позволила не ходить в школу Жеральдине, а почему, сама не понимаю. Наверное, из-за учителя.
– Учителя Жеральдины? – уточнил Спаситель.
– У нее всегда были учительницы, – ответила, не отвечая, мадам Сансон, – а в этом году учитель, месье… Как же его фамилия? Впрочем, неважно. И вот этот месье вызвал меня и сказал… Как же это он сказал?.. Да! «Жеральдина обособляется». Тоже мне, большое дело! «Она не выходит на переменах». И что? Это ее право, не так ли? И что же еще он мне заявил? А, да! «Она всегда сама по себе». То есть он имел в виду, что у нее нет подружек.
Девочка слушала, не сводя глаз с матери. Глаза у нее были большие, черные, блестящие, лицо симпатичное, немного расплывшееся.
– Ты в каком классе? – спросил Спаситель.
– Она в начальной школе, ей десять лет, – ответила мать.
– С половиной, – прибавила девочка, не сводя глаз с матери.
– Половина не считается, – оборвала ее мать.
– Итак, подведем итог, – сказал Спаситель. – Вы пришли сюда вдвоем по просьбе учителя Жеральдины, который обеспокоен тем, что его ученица не общается с одноклассниками.
– Но это так понятно! – воскликнула мадам Сансон. – У Жеральдины была подруга, Ирис, но она переехала. А тут возьми и появись еще этот идиот…
– Идиот?
– Я, конечно, не хочу критиковать преподавателя, но почему надо устраивать истории из-за того, что ребенок не хочет гулять во дворе во время перемены?