Плач серого неба - читать онлайн книгу. Автор: Максим Михайлов cтр.№ 78

Страница

— Брокк, — по маске пробежала легкая рябь, — не знаю, что вы себе напридумывали, но мы вам не враги и никогда ими не были. Откровенничать, конечно, не стану, просто знайте — мы не меньше вашего ждем возвращения принца и сделаем все возможное, чтобы оно состоялось. Примите это к сведению и верните себе деловой вид. Ну, и расскажите, что за дела у вас с Тронутым цвергольдом и его юной подружкой-воровкой?

Сердце екнуло. Я не сомневался, что нахожусь под колпаком, но до сих пор не представлял, какой он узкий.

— Они тоже копают это дело… с другой стороны.

— Сегодня их видели у вимсбергской штаб-квартиры Вольных алхимиков, — кажется, инспектор даже не издевался. — Насколько я понимаю, цвергольд задействовал профессиональные связи. Да успокойтесь вы, наконец, Брокк. Тронутые алхимики нас не интересуют. Мы занимаемся Тронутыми-магами и только ими. И примите дружеский совет — когда в следующий раз захотите соврать — не нужно. Ни к чему хорошему это не приведет.

Значит, про девчонку он знает, а про ее секрет — нет. Ощущая себя преступником, я подавил сильнейшее желание немедленно выложить всю правду и понуро кивнул.

— Вот и ладно, — басовито прожурчала маска. — Ну что ж, не смею вас задерживать. С вами свяжутся.

Пару раз подпрыгнув на расшатавшихся булыжниках мостовой, паромобиль умчался прочь, а я, попрощавшись с приподнятым настроением, отправился на поиски извозчика. Вдыхая густой и влажный воздух, я вдруг понял, что дождь вот-вот вернется. И угадал — не прошло сегмента, как небо набухло тучами и привычно залилось холодными безразличными слезами.

Путь был недолог, но Хидейк, решимость которого была куда сильнее изможденного тела, успел насчитать лишь десяток мерных покачиваний кареты, прежде чем сон исподтишка обволок его и утащил на окраины мира грез. Там, в слепяще-едких клубах серого дыма, альв брел по бесконечной дороге среди невидимых деревьев, а где-то в ветвях змеился кошмар с лицом недавнего убийцы. Из пустых глаза мертвеца сочился мутный туман, а ввалившийся рот раздирали беззвучные проклятия. Больше всего на свете Хидейку хотелось опустить голову, но он понимал, как понимают лишь спящие, что шея не послушается. Ничто не ждало впереди, и ничто не могло его спасти.

Кроме, пожалуй, толчка кареты, возвестившего об окончании поездки. Тоскливый дымный лес бесследно растворился в вечернем воздухе, и альв, опершись на вовремя возникшую руку кучера, сошел на мягкую, влажную от дождя лужайку, которая казалась родной сестрой его собственной. Что, конечно, было немудрено, ведь за обеими ухаживал один и тот же садовник. Хозяин усадьбы с давних пор дружил с Хидейком и очень ценил установившуюся промеж них традицию одалживать особо одаренных слуг.

Громоздкий посох остался в карете, а на его месте в руке юноши возник строгого фасона, хотя и чуть округлый зонт. Чуть впереди сумерки пугливо обтекали блестевший от воды черный плащ Шааса. Казалось, телохранитель застывал без движения, но проходило несколько мгновений — и он оказывался в ином месте, в иной позе и смотрел на мир под иным углом. После третьего рывка альв почувствовал, как в голове становится пусто и гулко.

— Шаас… — старательно укрощая собственный голос каркнул он. — Ты не мог бы… не так мелькать?

Ящер даже не подал виду, что слышал хозяина, и Хидейк, головокружение которого грозило перерасти в тошноту, до половины прикрыл лицо зонтом и двинулся вперед по тропинке, освещенной уютными фонариками. Чья-то педантичная рука расставила крохотные светильники на равном расстоянии друг от друга и сделала все, чтобы ни одна сила этого мира не поколебала гармонии мерцающих линий. На столбах, основания которых покрывал искусный орнамент, висели старшие товарищи фонариков, намертво сросшиеся с едва заметной паутиной газовых трубок. Чем ближе подступала ночь, тем ярче освещалась дорога, и вскоре молотка на двери усадьбы коснулась сначала непомерно длинная тень, а чуть позже и бледная рука позднего гостя.

Подобострастный слуга, лучась счастьем, проводил избавленного от намокшего-таки плаща юношу в зал, где навстречу ему из кресла плавно восстал хозяин дома — столь же молодой альв в белой рубашке и таких же белых, но уступавших ей чистотой штанах для верховой езды. Черные и блестящие волосы были забраны в длинный хвост, лишь расплескалось по плечам несколько прядей, немного не дотянувшись до кончиков длинных, свитых в по-восточному тонкие жгуты усов. Его можно было бы назвать болезненно худым, но каждое скупое движение дышало затаенной силой и прытью дикого зверя, сытого и спокойного до тех пор, пока он лежит, отдыхая, в своем надежно защищенном от тягот внешнего мира логове.

Но дикие звери лишены разума, а значит и друзей. У хозяина дома же было и то, и другое. Хидейк улыбнулся, пожимая протянутую руку.

— Добрый вечер, Хамед.

— Хидейк. Рад вас видеть. Хотя, признаться, вы застали меня врасплох. Я сейчас же прикажу поварам что-нибудь состряпать.

— Оставьте, любезный мой Хамед, я вовсе не голоден.

— Вот уж, право, оставьте сами. Вы посещаете меня так редко, что глупо будет не распить за встречу что-нибудь старое и крепкое, что невозможно подать без правильного окружения. — Он дернул за едва заметный шнур и, приглашающе махнув рукой, направился вглубь дома, туда, где едва тронутый газовыми лампами полумрак коридора растворялся в теплом каминном свете из дверей гостиной. Мимо него едва заметной тенью скользнул по стене ящер, но хозяин дома лишь привычным движением посторонился. — А пока мы будем ждать, не желаете ли чашку чаю?

— Лучше кофе, — сдержанно улыбнулся Хидейк. — Признаться, в последние дни я сам не свой. Бессонница.

— Вы и впрямь изрядно бледны. А я было отнес это на счет мерзостной жижи, которую в этой клоаке зовут воздухом, — Хамед бросил полный ненависти взгляд на город за окном, но тут же вернул лицу спокойный и безразличный вид. Хидейк приблизился, и какое-то время они молча смотрели, как погружается в пелену сумерек недвижный вокзал. Мокрые черные громады паровозов, сиротливо съежившись, встречали подступающий мрак.

— Этот дождь здесь, кажется, прижился, — заметил Хидейк, когда капли с новой силой принялись чертить неровные линии на стекле.

— И не говорите. На моей памяти солнце над Вимсбергом в этом году появлялось дважды, и эти дни я как раз провел в Ратуше.

— Кстати, как себя чувствует Наместник? Вся эта кутерьма с послом не сильно на нем сказалась? Я слышал, у старика слабое сердце.

— Да что вы, Хидейк. У этого старика прыти хватит на десяток молодых. Не знаю, как ему удается держать себя в такой стати, но поговаривают, будто его предки родом из Альм-Реаля, а вы же знаете этот Восток с его чудесными гимнастиками и подозрительными зельями. Кто теперь скажет, не получил ли он в наследство от бабушки тайный рецепт…

— Или комплекс упражнений, — вставил Хидейк, и оба засмеялись.

Смех и улыбки Хамеда ал-Сиэля, вечно сдержанного и подтянутого молодого альва, затрагивали только его губы. Это здорово смущало незнакомых с ним одушевленных. Не решаясь говорить в открытую, за спиной они нередко обвиняли владельца крупнейших вимсбергских виноградников в отсутствии чувств и даже неискренности. Что было, как однажды узнал Хидейк, полнейшим вздором: строгий взгляд Хамеда происходил от перенесенной в раннем детстве болезни, намертво сковавшей мышцы верхней половины его лица. Впрочем, винодел не только не унывал, но и успешно пользовался своим недостатком — вечная серьезность вызывала определенное уважение у деловых персон, и они сразу прощали собеседнику молодость.

Страница