Свой с чужим лицом - читать онлайн книгу. Автор: Александр Тамоников cтр.№ 18

– Только не уходи, ладно? – заволновалась девушка. – А то начнешь сейчас собираться, скажешь, что на службу пора, а я такого не вынесу. Нехорошо мне, Глеб. Вообразила себе, что если расстанемся прямо сейчас, то уже никогда не увидимся.

– Увидимся, – не очень уверенно проговорил Глеб. – Непременно встретимся. Нас не убьют. Не уйду, не бойся. До утра мы можем быть вместе.

– Вот и здорово, Глебушка. Спать сегодня не будем. Да шучу я, не пугайся, понимаю, что завтра снова на службу, ты должен отдохнуть. Давай еще обнимемся. Иди ко мне.

Он не ожидал столь бурной страсти. Русские женщины обычно сдержанные, любить умеют, но делают это как-то по-своему, не выходя за пределы. Настя же была этой ночью страстной любовницей, не могла оторваться от него.

Она и утром, когда проснулись, вцепилась в него, бормотала «не пущу», дрожала. Он мог позволить себе немного полениться, время терпело. Посыльный в дверь не стучал, все было спокойно. Канонада уши не раздражала. Паника в душе не успела разгореться. Дезертиром его не объявят, парни знают, где он. Глеб откинулся на подушку, утер со лба холодный пот.

Заскрипела кровать в соседней комнате, зашлепали ноги по полу. Настя ахнула, выскользнула из-под одеяла, добежала до двери, закрыла ее на крючок.

«Ночью надо было запираться», – подумал Глеб.

Быстрые движения были девушке противопоказаны. Она зашаталась, глупая улыбка расцветила заспанную мордашку. Шубин тихо ахнул, бросился к ней, довел до кровати. Они лежали и молчали. По дому шаталась злая старуха, что-то ворчала себе под нос. Бренчали тазики.

Потом она ушла во двор, Настя расслабилась и прошептала:

– Потрясающе! Немцев в разведке не боялась, особистам грубила, особенно одному из них, собравшемуся лишить меня непорочности, а какую-то старуху испугалась. Вот она, магическая сила русских сказок.

– Милая, мне надо идти. – Шубин ласково погладил ее по голове.

– Нет! – Настя побледнела. – Глеб, умоляю, еще немножко. Возьми меня с собой, уговори начальство. Сам знаешь, что от меня будет только польза. Если умереть придется, так вместе. Или только я, а ты живой останешься. Правда, Глеб. Хочешь, я побуду твоим ангелом-хранителем? – Девушка положила подбородок ему на грудь, посмотрела на него ясными глазами.

Он мог убеждать, возражать или молчать. Сама поймет, дело нехитрое.

Настя все поняла, трагично вздохнула. Когда он открыл окно, она просто прижалась к нему, молчала, а потом смотрела, как Глеб брел по пояс в снегу и пропал за углом.

Странно, но он не чувствовал угрызений совести. Возможно, они появятся через какое-то время.

Наступление выдохлось, советские войска встали в четырнадцати километрах от Волоколамска и дальше не продвинулись ни на шаг. Германская армия была побита, сократилась, но все еще оставалась грозной силой, способной на самые неприятные сюрпризы. Наши батальоны ушли за мост и сутки бились в полях и перелесках, тщась расширить плацдарм. Танки нарвались на минное поле и отошли.

Красноармейцы рыли землянки, блиндажи, соединяли их ходами сообщений. Ходили слухи, что на данном рубеже придется задержаться. Поэтому позиции бойцы оборудовали основательно, утепляли землянки. Возгласами одобрения были встречены грузовики с новенькими буржуйками, самой ходовой продукцией нескольких московских заводов.

Мост, отбитый Шубиным, остался в советском тылу.

Немецкий грузовичок разведчики перекрасили, нарисовали красные звезды на бортах, так, для самых бестолковых. Машина весело бежала по накату. Бойцы, вытянув шеи, провожали глазами место недавнего боя.

Передний край начинался в трех километрах от моста. Вились траншеи, выделялись бугорки землянок и блиндажей. Открытые участки простреливались.

Сил для наступления у немцев не хватало, но боеприпасы у них имелись. Мины и снаряды противник изводил с ожесточением, мстя за свои неудачи в зимней кампании. Как минимум дважды в сутки наши позиции подвергались жестоким обстрелам. Советская сторона отвечала на это тем же.

К моменту прибытия Шубина подготовка позиций близилась к завершению. Мелькали лопаты на опушке. Бойцы работали ломами и мотыгами, выносили из леса срубленные деревья, распиливали их на бревна. Когда начинался обстрел, они бросали дела, укрывались в наспех вырытых траншеях. Немцы забрасывали наши позиции минами. Из дальних лесов били их тяжелые орудия. Однако попыток продвинуться не предпринимала ни одна сторона.

Немецкая бомбардировочная авиация попыталась зайти на цели. Но господство в воздухе фашисты утратили, прикрывать самолеты им было нечем. Навстречу противнику вышло звено истребителей. «Юнкерсы» вывалили бомбовый запас на подступах к позиции и спешно ретировались. Одну из машин советским летчикам удалось подбить. Она красиво падала в далекий лес, волоча за собой шлейф дыма. Красноармейцы кричали пилотам, опускающимся на парашютах, все, что о них думали.

Однако второй воздушный налет оказался чуть более удачным. Бомбежка нанесла некоторый урон переднему краю. Ударная волна снесла брустверы. Погибли и получили ранения несколько солдат.

Разведчики в этот момент находились на переднем крае, осматривали в бинокли позиции врага. Братьев Ваниных засыпало землей. Товарищи откопали их, принялись трясти. Парни зачумленно моргали, а потом одновременно пришли в себя, стали обкладывать фашистов отборной руганью.

Других источников беспокойства пока не было. Однако обстрел мог начаться в любой момент.

– Лупят как проклятые! – заявил Леха Карабаш, вытряхивая из-за ворота глину. – Медом им тут намазано или как? В чем дело, товарищ лейтенант?

– Фрицы решили, что на этом участке мы готовимся наступать, – ответил Шубин.

– А это так?

– Сомневаюсь. Но им же не докажешь, пока не перейдешь в наступление на другом участке.

До Нового года осталось четыре дня. Каждый втайне надеялся на то, что доживет до него. Враг от Москвы отброшен, угроза снята. Дайте, товарищи командиры, людям спокойно отметить праздник, а потом и ведите в наступление. К тому же о его подготовке пока ничего не говорило. Сил было мало, подкрепления не подходили, нездоровая суета в штабах не отмечалась.

Бойцы срезали в лесу маленькие елочки, волокли их на позиции, ставили их в низинах и перелесках, украшали фигурками из продуктовых оберток, стреляными гильзами, сломанными зажигалками. В ротах уже назначали Дедов Морозов, кто-то на полном серьезе предлагал пригласить девчонок из окрестных деревень на роль Снегурочек. Выпить бойцы, конечно, тоже планировали, хотели посидеть у костра, погорланить песни советских композиторов.

Новый год в стране разрешили отмечать только в тридцать пятом году. Вновь, как и прежде, появились елочка, хороводы, был придуман Дед Мороз. Снегурочку на самом верху одобрили в тридцать седьмом. Советская ребятня была в восторге. Взрослые тоже радовались. Стране решительно не хватало праздников, чтобы все в едином порыве, под звон бокалов, под сердечные поздравления руководителей партии и правительства. Рождество было отменено в двадцать девятом как чуждый буржуазный праздник. А теперь, как ни крути, возвращалось большинство его атрибутов, хотя под другой вывеской.