Зильбер. Второй дневник сновидений - читать онлайн книгу. Автор: Керстин Гир cтр.№ 5

– Кроме того, – мама наклонилась ещё ближе, – если Генри должен сидеть со своими младшенькими, – что, конечно, очень похвально, – кто сказал, что ты не можешь ему помочь?

Тут мама попала в точку, в самое больное место. За два месяца наших отношений Генри часто приезжал ко мне. Мы проводили время в моей комнате, в парке, в кино, на вечеринках, в школьной библиотеке, в кафе за углом и, конечно, в наших снах. (А один раз мы даже были на кладбище. Точнее сказать, на Хайгейтском кладбище, чтобы проверить, не осталась ли на мне рана, полученная из-за Артура и Анабель. Не осталась, но на кладбище было классно.) А вот дома у Генри я ещё ни разу не была.

Из его семьи я знала только его четырёхлетнюю сестру Эми, и то только по сну. Я знала, что у него ещё есть брат Мило, ему было двенадцать, но Генри очень редко говорил о нём, а о своих родителях даже никогда не заикался. В последнее время я уже не раз задавалась вопросом, не специально ли Генри держит меня на расстоянии от своего дома. Всё, что я слышала о его семье, я узнала не от него, а из блога Леди Тайны. Благодаря ей я разведала, что его родители были разведены, его папа был женат уже три раза и сейчас планировал заполучить бывшую венгерскую модель нижнего белья в качестве четвёртой жены. Если верить Леди Тайне, кроме Эми и Мило у Генри должна быть ещё целая куча старших сводных братьев и сестёр.

Мама подмигнула мне, и я быстренько прогнала свои мысли прочь. Если мама подмигивала, это был намёк. И это было неловко.

– Мне всегда было весело сидеть с детишками. Особенно когда они засыпали. – Она ещё раз подмигнула, и уже Мия встревоженно выпустила нож из рук. – Особенно хорошо мне запомнился диван Миллеров…

Вот тебе и уютное воскресно-рождественское настроение.

– Ма-ам! – резко сказала Мия одновременно со мной. – Не сейчас!

Про диван Миллеров мы уже знали и совсем не хотели, чтобы мама за завтраком рассказывала, что она на нём пережила. Это было в её собственных интересах.

Пока она переводила дыхание (самым неприятным было то, что у мамы множество нелепых историй, она владела неисчерпаемыми запасами), я решила быстро вставить:

– Я вчера осталась дома, потому что чувствовала себя немного простуженной. А ещё у меня много домашних заданий.

О том, что я рано легла спать в отвратительной шапке-ушанке, украденной у Чарльза, поскольку у меня была тайная миссия, я просто не могла сказать. Мы никому не выдавали то, чем мы занимались в снах, наверное, нам бы всё равно никто не поверил. Или отправили бы нас в психушку к Анабель. Из присутствующих об этом знал только Грейсон, но я была уверена, что после событий, которые произошли два месяца назад, он больше ни разу не переступил порог своей двери в сны, и даже больше – он точно думал, что и мы держались подальше от этого. Грейсон никогда не чувствовал себя хорошо в чужих снах, он считал, что это жутковато и опасно, и пришёл бы в ужас, если бы узнал, что мы просто не могли остановиться. И в отличие от Генри, точно счёл бы мои действия вчерашней ночью аморальными.

Кстати, из-за шапки мне пришлось два раза отмывать голову, но это всё равно не помогло. Когда Лотти взяла добавку яичницы и села опять рядом со мной, мои волосы издали отчётливый треск, а потом прилипли к шерстяному розовому свитеру Лотти. Все за столом засмеялись, и даже я, когда в зеркале напротив стола увидела эту картину.

– Прямо как дикобраз! – сказала Мия, пока я пыталась справиться со своими волосами. – У нас тут сегодня самый настоящий зоопарк. Кстати, про зоопарк: для кого у нас тут столько столовых приборов? – Она указала на пустую тарелку рядом с Лотти. – Дядя Чарльз тоже придёт к нам на завтрак?

Лотти и я одновременно вздрогнули при его упоминании: она, видимо, от радости, а я – скорей, от осознания вины. Мы замерли в ожидании, когда услышали, как дверь открывается, и я стала готовиться к худшему. Но, к облегчению, запах горелого, внезапно ударивший мне в нос, доносился всего лишь от тоста.

Энергичные шаги, которые раздавались в коридоре, принадлежали совсем не Чарльзу, а кому-то другому. Тому, кого нельзя было ни с кем спутать. Мия тихонько вздохнула и многозначительно посмотрела на меня. Да и я закатила глаза. Подгоревший Чарльз был бы мне даже больше по душе. Остатки тёплых рождественских чувств покидали комнату, и вот она уже стояла в дверном проёме – эта рыжая бестия, также известная как «дьявол в платке от Гермес», гражданское имя – Филиппа Аделаида Спенсер или, как говорили Флоранс и Грейсон, бабуля. По слухам, её подруги по бридж-клубу называют её Персиковая Пиппа, но в это я поверю только тогда, когда услышу собственными ушами.

– О, я смотрю, вы начали без меня! – сказала она вместо приветствия. – Это что, американские привычки?

Мы с Мией снова обменялись взглядами. Если дверь в дом не была открыта, значит, у этой бестии имелся ключ. Страшновато.

– Но, мама, ты опоздала на полчаса, – сказал Эрнест и встал, чтобы поцеловать её в обе щеки.

– Серьёзно? Какое время ты мне вчера назначил?

– Никакое, – сказал Эрнест. – Ты же сама это придумала, помнишь? Ты записала на автоответчик, что в девять тридцать придёшь к нам на завтрак.

– Глупости, про завтрак я ни слова не сказала. Я уже поела дома. Спасибо, родной.

Грейсон взял её пальто (рыжее), ради воротника которого лиса пожертвовала своей жизнью, а Флоранс просияла и сказала:

– Ой, у тебя такие красивые (рыжие) джемпер с водолазкой! Они тебе так идут, бабуля!

Лотти уже хотела приподняться, но я вцепилась железной хваткой в рукав её свитера. В прошлый раз она раскланялась перед этой бестией, но это не могло повториться ещё раз.

Пожилая миссис Спенсер была рослой, стройной женщиной, которая выглядела намного моложе своих семидесяти пяти лет. С её изящной прямой осанкой, длинной шеей, элегантной короткой стрижкой и ледяными голубыми глазами, которые осматривали нас по очереди, она идеально подошла бы на роль злой мачехи Белоснежки версии «тридцать лет спустя».

Во избежание недоразумений, нужно отметить, что мы не всегда были так враждебно настроены к ней. Сначала мы серьёзно старались полюбить мать Эрнеста, ну или хотя бы понять её. В конце августа она отправилась в трёхмесячное путешествие на корабле «Королева Елизавета», а когда вернулась в конце ноября, загорелая и нагруженная сувенирами, увидела, что её любимый сынок привёл в дом американку с дочерями, их няней и собакой. Понятно, что она горько разочаровалась и от такого сюрприза потеряла дар речи. Но, к сожалению, ненадолго, потому что потом начала высказывать своё мнение и до сегодняшнего дня не прекратила.

В основном она пыталась с поразительной открытостью обвинить маму в том, что та охотилась за наследством, и самыми отвратительными способами отвадить от неё Эрнеста. И вообще она связывала это с общей нелюбовью к американцам, которых считала бескультурными, глуповатыми и тщеславными. Тот факт, что у мамы было два высших образования, не очень её впечатлял, ведь она их получила в США, а не в цивилизованной стране. (А то, что мама сейчас преподавала в Оксфорде, она умышленно игнорировала.) Хуже американцев, по мнению миссис Спенсер, могли быть только немцы, которые затеяли Вторую мировую войну. Именно поэтому она считала Мию и меня не только бескультурными, глуповатыми и тщеславными (со стороны мамы), но и от природы подлыми и коварными (со стороны папы). Лотти же, в свою очередь, была просто подлой и коварной, так как являлась чистокровной немкой, а наша собака… Ну, как сказать?.. Миссис Спенсер вообще не любила животных, кроме как поджаренных в соусе и подаваемых на тарелке. Или в качестве воротника.