32
Морт снова проехал мимо дома Гринлифа, направляясь в «Боуис». «Скаута» на подъездной дорожке не было. На мгновение в душе шевельнулась тревога, но Морт тут же подумал, что это скорее хороший знак – Том уже уехал на работу. Или в «Боуис» – Гринлиф был вдовцом и частенько ел в буфете универсального магазинчика.
Большинство служащих тэшморского департамента общественных работ сидели у стойки, попивая кофе и обсуждая приближавшееся открытие сезона охоты на оленей, но Тома
(убили, он мертв, Шутер его прикончил, и догадайтесь, на чьей машине он приезжал)
среди них не было.
– Морт Рейни! – воскликнула Герда Боуи грубым, как у спортивной болельщицы, голосом. Она была высокой, с густым начесом мелко вьющихся каштановых волос и огромной грудью. – Сто лет вас не видела! Новые бестселлеры пишете?
– Пытаюсь, – ответил Морт. – Герда, вы не сделаете мне ваш фирменный омлет?
– Да ни в жизнь, блин! – крикнула Герда и засмеялась, показывая, что шутит. Парни из отдела общественных работ в своих оливково-серых комбинезонах тоже рассмеялись. Морт на мгновение пожалел, что не носит под твидовой спортивной курткой большой пистолет вроде «смит-и-вессона» 29-й модели. Бум-пух-трах – и здесь восстановился бы некоторый порядок. – Подходите, Морт, не стесняйтесь.
– Спасибо.
Принеся омлет с тостом, кофе и «Офишиал джорнал», Герда сказала, понизив голос:
– Слышала о вашем разводе. Очень сочувствую.
Морт поднес кружку кофе к губам почти не дрогнувшей рукой.
– Спасибо, Герда.
– Вы за здоровьем своим следите?
– Ну… стараюсь.
– Вы как-то осунулись.
– Иногда заснуть ночью бывает непросто. Наверное, я еще не привык к тишине.
– Чушь! Это вы спать в одиночку не привыкли. Но мужчине не обязательно всю жизнь спать в холодной постели, если его женщина не ценит того хорошего, что имеет. Вы не против, что я с вами об этом говорю?
– Вовсе нет, – сказал Морт, хотя на самом деле резко возражал, считая, что Энн Лэндерс
[25] из Герды Боуи хреновая.
– Но вы единственный знаменитый писатель в нашем городке.
– Ну и слава Богу, наверное.
Герда снова рассмеялась и ущипнула Морта за ухо. Он не совсем понял, к чему это она и как отреагируют здоровяки в комбинезонах, если он вопьется зубами в ущипнувшую его руку. Морта поразило, какой заманчивой вдруг показалась эта мысль. Что, если здесь все только и говорили о нем и Эми? Наверное, одни утверждали, что она не ценила то хорошее, что имела, а другие считали, что бедная женщина устала жить с сумасшедшим и вовремя унесла ноги. Но никто из этих тварей не знает, о чем они болтают или как они с Эми жили в счастливые времена. Конечно, их развод обсуждали, обреченно подумал Морт. В сплетнях людям нет равных. Всякий свысока рассуждает о тех, чьи имена увидел в газетах.
Он посмотрел на тарелку с омлетом, и отчего-то ему расхотелось есть.
Тем не менее он начал резать омлет и смог большую часть протолкнуть в горло. День предстоял долгий, и мнение Герды Боуи о его внешности и личной жизни этого не изменит.
Когда, доев и расплатившись за завтрак и газету, Морт вышел из магазина (департамент общественных работ в полном составе свалил минутой раньше, причем один парень выпросил у Морта автограф для своей племянницы на день рождения), было пять минут десятого. Морт сидел за рулем, пытаясь найти в газете новости о своем доме в Дерри, и тут увидел статью на третьей странице. Заголовок гласил: «Пожарные инспекторы Дерри зашли в тупик с поджогом Рейни». Сама статья занимала меньше половины колонки и заканчивалась так: «Комментария Мортона Рейни, автора популярных бестселлеров «Мальчик Перемалывателя органов» и «Семейство Делакур», получить не удалось». Значит, Эми не дала репортерам тэшморский телефон. Хорошо. Надо поблагодарить, когда он будет говорить с ней сегодня.
Но прежде всего Том Гринлиф. Морт и так опаздывал на двадцать минут. Когда он доберется до церкви, будет почти полдесятого. Он завел мотор и выехал.
33
Когда Морт приехал к методистской церкви, на дорожке стоял одинокий старый «форд-бронко» с жилым полуприцепом сзади и надписями на каждой дверце «Санни Троттс – малярка, присмотр, плотницкие работы». На лесах Морт увидел самого Санни, лысого коротышку лет сорока с веселыми глазами. Он широкими мазками красил стену, а поставленный рядом бумбокс наяривал что-то лас-вегасское, Эда Эймса или Тома Джонса – в общем, парней, которые поют в расстегнутой до пупа рубашке.
– Привет, Санни, – сказал Морт.
Санни продолжал красить, водя кистью почти в идеальном ритме под гипотетического Эда Эймса, спрашивающего в песне, что такое человек и что у него есть. Эти вопросы Морт тоже задавал себе пару раз, только без сопровождения духовых.
– Санни!
Санни дернулся, с кисти брызнула белая краска, и на мгновение Морт испугался, что маляр вот-вот рухнет с лесов. Но Санни схватился за веревку, обернулся и посмотрел вниз.
– Мистер Рейни?! – сказал он. – Вы меня чертовски напугали!
Морту отчего-то вспомнилась говорящая дверная ручка из диснеевского мультфильма об Алисе в Стране чудес, и он с трудом подавил смех.
– Мистер Рейни, у вас все в порядке?
– Да. – Морт сглотнул, чтобы не улыбнуться. Этому фокусу он научился в приходской школе тысячу лет назад: единственный способ не засмеяться после вопроса дурака. Как большинство эффективных методов, этот был болезненным. – Я уж думал, вы сейчас упадете.
– Я? Никогда. – Санни сам засмеялся и уменьшил громкость бумбокса. – Том может грохнуться, а я нет.
– А где Том? – спросил Морт. – Я хотел с ним поговорить.
– Позвонил рано утром и сообщил, что сегодня прийти не сможет. Я сказал – все нормально, тут все равно работы на двоих не хватит. – Санни уверенно смотрел на Морта сверху вниз. – Работы-то хватит, если честно, но Том в последнее время слишком много набирает на свою тарелку. Тяжеловато для старика. Он сказал, что у него отказала спина. А как он думал, конечно, откажет. И говорил он как-то совсем иначе.
– В какое время это было? – спросил Морт, стараясь не выдать волнения.
– Рано, – отозвался Санни. – Часов в шесть или около того. Я как раз собирался посетить мой сральникориум для ежеутреннего отправления. У меня это как часы, – с нескрываемой гордостью отметил Санни. – Том, конечно, знает, когда я встаю сделать свои дела.
– И, судя по его голосу, он чувствовал себя скверно?