Четыре после полуночи - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 201

Его размышления прервал гудок.

Поп вскрикнул, сердце его часто-часто забилось.

Фургон по широкой дуге объехал его седан. Водитель высунул в открытое окно кулак с поднятым вверх средним пальцем.

– Сам пошел… сучий сын! – выкрикнул Поп.

Начал выворачивать руль, ткнулся задними колесами в бордюрный камень на противоположной стороне улицы, случайно нажал клаксон и лишь после этого уехал. Но, миновав три квартала, остановил машину у тротуара и сидел за рулем минут десять, ожидая, пока руки перестанут дрожать.

На том и закончился визит к Сестрам-Вонючкам.

* * *

Следующие пять дней Поп обдумывал, на ком из оставшихся Спятивших остановить свой выбор. Сумма, которую он рассчитывал получить за камеру (двадцать тысяч долларов – от Маккарти, десять – от Сестер-Вонючек, хотя ни в том, ни в другом случае до обсуждения цены дело не дошло), уменьшалась по мере приближения к концу списка. Наконец он остановился на Эмори Чаффи, зная, что тут он может рассчитывать максимум на две с половиной тысячи.

Чаффи, надо сказать, так и остался для Попа загадкой, как и все Спятившие, с которыми приходилось иметь дело Попу не один десяток лет.

Эмори Чаффи верил в «потусторонний мир», но только его отличало полное отсутствие воображения. И просто удивительно, что в такой голове могли возникнуть какие-то мысли о «потустороннем». Более того, этот человек еще и платил немалые деньги за некие объекты, имеющие отношение к тому, другому миру. Вот это Попа просто поражало. Так что Поп поставил бы Чаффи в начало списка, если бы не одно удручающее обстоятельство: денег у Чаффи было куда меньше, чем у любого из богатеньких Спятивших Попа. От большого семейного состояния, доставшегося Эмори Чаффи, остались самые крохи. Поэтому запрашиваемая за камеру цена снова резко упала.

Поп свернул на заросшую травой подъездную дорожку когда-то одного из лучших летних коттеджей у озера Сибаго, а теперь ставшего одним из самых обшарпанных коттеджей (особняк Чаффи в Брэм-Холле продали для уплаты налогов пятнадцать лет назад) и подумал: Если кто-то и купит эту чертову камеру, так только Эмори.

Единственное, что тревожило Меррилла, и тревожило все больше и больше по мере того, как он опускался по списку потенциальных покупателей, так это демонстрационная часть. Он мог сколько угодно расписывать достоинства камеры, но даже такой болван, как Эмори Чаффи, не стал бы выкладывать денежки только за слова.

Иногда Поп думал, что допустил серьезную ошибку, попросив Кевина отснять все эти фотографии, чтобы сделать из них видеофильм. Скорость времени в нашем мире (как и Кевин, Поп все-таки считал этот мир реальным) и в другом, полароидном, была разной. В полароидном время текло более медленно… Но не ускорялось ли оно по мере приближения собаки к камере? Поп склонялся к мысли, что ускорялось. Чтобы зафиксировать движения собаки вдоль забора, требовалось несколько фотографий. Теперь же каждая последующая не оставляла никакого сомнения в том, что расстояние между собакой и камерой резко сокращается. Словно время в полароидном мире старалось догнать время в мире реальном, стать с ним синхронным.

Конечно, и в этом не было ничего хорошего. Но беда не приходит одна.

Он же имел дело не с бездомным псом, черт побери!

Поп не знал, кто это, но нисколько не сомневался, что совсем не собака.

Он думал, что имеет дело с собакой, когда видел, как та обнюхивала забор, который теперь остался в добрых десяти футах позади. Она выглядела собакой, правда, злобной собакой, и когда повернулась к камере мордой.

Но теперь Поп видел в ней существо, которого никогда не было ни на сотворенной Богом Земле, ни даже в аду Люцифера. Вот это очень тревожило старика: те немногие, кому он показывал фотографии, ничего такого не видели. Они неизменно морщились, говорили, какой же это отвратительный, мерзкий пес, но не более того. Ни один из них не предположил, что пес в камере Кевина превращается в какое-то чудовище по мере приближения к фотографу. По мере приближения к линзам, которые могли служить неким барьером между тем и этим мирами.

Поп вновь подумал (как когда-то Кевин): Но пес никогда не сможет выпрыгнуть в наш мир. Никогда. Потому что эта тварь – ЖИВОТНОЕ, жуткое, страшное, маленьким детям кажется, что такие вот прячутся в шкафах и углах, когда мама выключает свет. Но это всего лишь ЖИВОТНОЕ, а потому случится следующее: будет последняя фотография, на которой получится размытое пятно. Если этот дьявольский пес прыгнет, а именно это он и собрался сделать, то камера или сломается, или в белой рамке будут только черные квадраты, потому что нельзя фотографировать с разбитыми линзами. А тот, кто держит камеру в руках, наверняка ее выронит, когда на него прыгнет этот пес, и камера разлетится на куски. Чего еще можно ждать от пластиковой коробки при ударе о бетонную поверхность?

Эмори Чаффи вышел на облупившееся крыльцо в блейзере, который когда-то был густо-синим, но после многих чисток принял серый оттенок униформы лифтера. Высокий лоб Эмори Чаффи уходил вверх, плавно переходя в лысину и исчезая под редкими волосами. Его широкая улыбка выставляла напоказ гигантские передние зубы, которые придавали ему сходство с Багсом Банни ^[45], только катастрофически поглупевшим Багсом.

Поп взялся за ремень камеры (Господи, как же он ее ненавидел!), помахал Эмори рукой и ответил вымученной улыбкой.

Дело, в конце концов, есть дело.

– Уродливая псина, не так ли?

Чаффи изучал почти полностью проявившуюся полароидную фотографию. Поп, радуясь искреннему интересу и любопытству Чаффи, подробно рассказал, на что способна камера. Потом Поп протянул ему «Солнце», как бы приглашая сделать снимок.

И Чаффи, сверкнув зубастой улыбкой, навел камеру на продавца.

– Только не меня, – затараторил и замахал руками Поп. – Меня фотографировать не надо. Я бы предпочел, чтобы мне в голову целились из ружья, а не из этой камеры.

– Да уж, вы знаете, как продать товар! – восхищенно ответил Чаффи и повернулся с камерой к панорамному окну, из которого открывался великолепный вид на озеро. (За годы, пока семейство Чаффи проматывало накопленные в первой мировой денежки, вид этот нисколько не изменился.)

Спятивший нажал на спуск.

Камера зажужжала.

Попа передернуло. Он обратил внимание, что теперь его передергивало всякий раз, когда он слышал это негромкое жужжание. Он еще пытался контролировать себя, но понял, что это бесполезно.

– Да, сэр, один и тот же ужасный пес, – повторил Чаффи, вглядевшись в проявленную фотографию, и Поп не без удовлетворения отметил, что зубастая улыбка наконец-то сползла с его лица.

Камера умела сгонять улыбки.

И все же он понимал, что Чаффи не видит того, что открылось ему, Попу Мерриллу. Впрочем, он не очень удивился: был к этому готов. Ему, конечно, удалось удержать на лице маску бесстрастности, но внутри все тряслось от страха. Поп отдавал себе отчет в том, что, откройся Чаффи истина, бедняга после первой же фотографии бросился бы со всех ног к ближайшей двери.