Не уступал ему в лоске и сын театральной гардеробщицы Михаил Жучин — держатель воровского общака и третейский судья в бандитских разборках. В церкви он вел себя как на сцене. По такому знаковому событию — окончанию криминальной войны и разделению сфер влияния, Жучин вырядился во фрак. Остальная братва, экземпляром помельче и проще одетая, тусовалась у выхода.
Чинно, заведенным чередом шла служба. Поп монотонно читал молитву во славу будущего предпринимательства, веры, добра, справедливости и недовольно косился на оператора, бесцеремонно снующего у алтаря. На священника с презрительной улыбкой посматривал младший Харламов — Павел, и монотонно бубнил:
— Хрен с ними — добром, верой и прочей словесной мишурой, трещи себе на здоровье, от нас не убудет. Морду свою постную воротишь, чо, не нравимся? Ничего, стерпишь! Молился за царя, молился за коммунистов, а теперь будешь молиться за нас. Мы теперь хозяева жизни и города! Водка, марафет и тряска комков — пройденный этап. Подрастают молодые волчата, вот пусть на них и оттачивают зубы, а мы свои ходки отходили. Теперь мы — власть, остальные пусть прогибаются под нас!
Подошла к концу служба. Поп кривил лицо, но, когда зашуршали деньги, не погнушался взять их у Жучина. На выходе из церкви Багин не удержался от того, чтобы не пустить пыль в глаза публике: подал милостыню убогим и по-барски угостил «криминальную пехоту». В воздух с оглушительным треском летели пробки, пенилось шампанское, и звенели бокалы. По машинам рассаживались с шумом и гиком, все были довольны, даже на лице старшего Харламова — Игоря появилось подобие улыбки. Редкие прохожие с завистью, а кто и с плохо скрываемой ненавистью, смотрели вслед разухабистой кавалькаде из вольво и мерседесов, несшейся к ресторану «Космос». В банкетном зале новые хозяева Екатеринбурга и Среднего Урала с широким размахом отметили окончание криминальной войны и раздел сфер влияния. Но этот союз главарей уральских преступных кланов просуществовал недолго. Сумасшедшие деньги и жажда власти вскоре вновь столкнули Раздольнова, Багина, Харламовых, Жучина и Бессараба в непримиримой, смертельной схватке…
В камине с треском рухнуло полено, и поднялся сноп искр. Раздольнов очнулся. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь неплотную ткань штор, теплыми бликами играли на лице и заглядывали в глаза. Он потянулся, встал из кресла и прошелся по гостиной. Звук шагов разбудил Викторию. Запахнув халат, она смущенно улыбнулась. Раздольнов обнял ее и потеплевшим голосом спросил:
— Отдохнула?
— Вздремнула. Снился вечер на Изумрудном, — ответила Виктория и прижалась щекой к его руке.
— А мне Екатеринбург. Эх, как все хорошо начиналось и как все х… — не мог сдержать досады Раздольнов и выругался.
— К сожалению, Коля, прошлого не вернуть, — посетовала Виктория.
— Будем жить будущим. Я им еще покажу, кто такой Раздольнов.
— Да, конечно, Коля! Ты такой умный, ты такой сильный. У тебя все получится.
— Получится и еще как! Все, хватит сидеть в этой норе! Пора действовать. Соедини меня с Астояном.
— Сейчас, сейчас, Коля, — Виктория поднялась с дивана и поспешила в кабинет.
— А, Вика, еще свяжись с Корризи и, пожалуйста, срочно, — бросил ей вслед Раздольнов.
Виктория скрылась в кабинете. Прошла минута, другая, и из-за двери донесся ее удивленный возглас:
— Коля, а телефон не работает?
— Ну что за день! Не одно, так другое! Когда же эти… — выругавшись, Раздольнов поднялся из кресла и прошел в кабинет.
— Набираю номер, а вызов не проходит! Ничего не понимаю, утром же работал? — недоумевала Виктория.
Раздольнов приложил трубку к уху, ничего не услышал и раздраженно бросил:
— Бардак! Собаки дохнут! Телефоны не работают! Позови кого-нибудь из этих дятлов!
— Хорошо, хорошо, Коля, только не злись, — пыталась успокоить его Виктория.
— Я же тебе русским языком сказал, зови этих дятлов! — рявкнул Раздольнов.
Виктория, как ошпаренная выскочила из кабинета. Раздольнов остался один и не находил себе места, все валилось из рук. В дверях появился Сова, и он сорвал на нем свое зло.
— Бездельники! Дармоеды! Мышей совсем не ловите!
— Ты чо, Николай Павлович, с цепи сорвался? — опешил Сова.
— Я тебе покажу цепь! Почему телефон молчит?
— А я откуда знаю? С утра вроде работал.
— Почему сейчас отрубился?
— Николай Павлович, ну чо ты заводишься? Вызовем мастера, он разберется.
— Мастера! Слесаря! Лучше сразу гинеколога, чтобы такие мудаки как ты на свет не рождались! Астояна мне, и живо!
Сова поиграл желваками на скулах и не сдвинулся с места.
— Ты что, глухой?! Двадцать раз повторять надо?! — вскипел Раздольнов.
— Хватит и одного. У меня со слухом все нормально, — огрызнулся Сова и буркнул: — Этот идиот Рэмбо уронил сотовый в бассейн.
— Ну мудаки! Ну мудаки! И что, других телефонов нет?
— Есть, но на том записан номер Астояна.
— То же мне, охрана! Скоро себе на хрен наступать будете! Чего стоишь, давай мне Астояна! — рявкнул Раздольнов.
— А где его искать, под землей? Ну чо за день? — чертыхаясь, Сова выскочил из кабинета.
На шум возвратилась Виктория и, пытаясь разрядить обстановку, предложила Раздольнову кофе. Он отмахнулся и потребовал:
— Налей коньяка! С такими дятлами, как Сова, без стакана не обойтись!
— Может не надо, Коля? В последнее время ты слишком много пьешь.
— Тебя забыл спросить, налей!
Виктория фыркнула, но подчинилась, достала из бара бутылку «Наполеона», налила коньяк в рюмку и оставила Раздольнова одного. Он выпил до дна, отвалился на спинку кресла и включил телевизор.
Шел американский триллер. Главный герой — молодой светловолосый полицейский-мачо зубодробильными ударами прокладывал путь к сердцу, изнывающей от богатства и сексуальной неудовлетворенности, жгучей красавицы, и между делом наводил порядок среди распоясавшихся мафиозных кланов. Раздольнов остекленевшим взглядом смотрел на экран и время от времени прикладывался к бутылке.
Пробило тринадцать часов. В коридоре послышались шаги, дверь в кабинет открылась, и на пороге возникли Сова, Стрельцов и Рэмбо. На их мрачных физиономиях отражалась неподдельная тревога. Раздольнов встрепенулся и раздражено бросил:
— Ну что там еще стряслось?
— Николай Павлович, хреново наше дело, — доложил Сова.
— Удивил, хуже, чем есть, не бывает.
— Бывает, нас пасут на двух тачках. Одна торчит за углом, вторая накручивает круги.
— В доме напротив, на чердаке, засел снайпер, — сообщил Стрельцов.
Раздольнов мгновенно протрезвел, после секундной растерянности взял себя в руки и заговорил отрывистыми фразами.