Социальный интеллект. Новая наука о человеческих отношениях - читать онлайн книгу. Автор: Дэниел Гоулман cтр.№ 27

Извечный спор

Сегодня если кто и помнит философа XVII века Томаса Гоббса, то в основном как автора утверждения, что человеческая жизнь в ее природном состоянии – то есть без жесткого внешнего управления – “отвратительна, по-звериному жестока и коротка”, это война всех против всех. Невзирая на эти суровые и циничные воззрения, сам Гоббс не был таким уж черствым человеком.

Однажды, прогуливаясь по Лондону, он наткнулся на больного старика, просившего подаяние. Сердце Гоббса сжалось при виде нищего, и он дал ему щедрую милостыню. Друг философа спросил его, поступил бы он так же, если бы религия и общественная мораль не предписывали помогать нуждающимся. Гоббс ответил утвердительно и объяснил это так: при виде страданий старика он сам испытал боль и потому, хоть сколько-нибудь облегчив подаянием страдания нищего, помог и самому себе ^[163].

Эта история говорит о том, что в нашем стремлении помогать другим кроется своеобразная корысть. Одна из современных экономических теорий, следуя по стопам Гоббса, утверждает, что люди занимаются благотворительностью отчасти потому, что им приятно представлять либо облегчение, которое испытают нуждающиеся, либо собственное облегчение при избавлении от тягот сострадания.

Новейшая версия этой теории вообще пытается свести проявления альтруизма к искусной маске эгоизма ^[164]. По одной из версий, под состраданием скрывается волеизъявление “эгоистичного гена”, который стремится увеличить свои шансы на распространение, побуждая хозяина собирать плату за благодеяния или помогать близким родственникам – носителям того же гена ^[165]. В определенных случаях такие объяснения выглядят убедительно.

Но есть и другая точка зрения, предлагающая более прямое – и притом универсальное – объяснение. Еще в III веке до нашей эры, задолго до Гоббса, китайский мудрец Мэн-цзы писал: “У всех людей есть разум, неспособный выносить чужие страдания” ^[166].

В наше время данные нейронауки укрепляют позицию Мэн-цзы в этом извечном споре. Когда мы видим, как кому-то плохо, в нашем собственном мозге включаются те же нейронные цепи, и нечто вроде возникающего эмпатического резонанса служит прелюдией к состраданию. У родителей плачущего младенца в мозге эхом отражается нейронная активность ребенка, и они автоматически стремятся успокоить малыша.

Наш мозг изначально настроен на доброту. Мы автоматически бросаемся на помощь испуганному ребенку, у нас автоматически возникает желание обнять улыбающегося малыша. Такие эмоциональные порывы доминантны: они вызывают у нас невольную и мгновенную реакцию. То, как быстро мы переходим от эмпатии к действию, подразумевает существование нейронных систем, настроенных именно на такую последовательность. Ощущение, что кому-то плохо, толкает нас на помощь.

Когда мы слышим крик боли, у нас активируются те же зоны мозга, что и при ощущении собственной боли, а с ними еще и премоторная кора, что означает готовность к действию. Аналогично, когда кто-то печально повествует о своих несчастьях, у слушателя активируется двигательная кора, управляющая движениями, а также миндалина и связанные с ней нейронные сети, ответственные за грусть ^[167]. Когда мозг приходит в то же состояние, что у рассказчика, он отправляет сигнал в двигательные зоны, и мы готовимся подобающим образом отреагировать. Таким образом, изначальное восприятие направляет наше поведение ^{[168] [169]}.

Нейронные сети, ответственные за восприятие и действие, оперируют одним и тем же языком сигналов. Этот общий код позволяет почти мгновенно переходить от первого процесса ко второму. Когда мы видим эмоцию на чьем-то лице, слышим интонацию или обращаем внимание на какую-то историю, в нашем мозге мгновенно возбуждаются нейроны, раскрывающие суть заложенного в воспринятых сигналах сообщения.

Открытие этого общего кода предвосхитил Чарльз Дарвин, который еще в 1872 году написал трактат об эмоциях, до сих пор пользующийся уважением ученых ^[170]. Хотя Дарвин считал эмпатию фактором, способствующим выживанию, в популярных искаженных трактовках его эволюционных идей природу преподносят как “кровавый мир когтей и зубов” (так выразился Теннисон относительно беспрестанной выбраковки слабых) ^[171]. Такой образ мил социальным дарвинистам: они искажают идеи Дарвина, чтобы научно обосновать жадность.

Дарвин считал, что любая эмоция предрасполагает организм к тому или иному действию: страх побуждает замереть или бежать, гнев – сражаться, радость – обнять, и так далее. Исследования с применением нейровизуализации показали, что на нейробиологическом уровне он был прав: любая эмоция означает побуждение к действию.