— Поэтому я ношу кроксы, — сказала Наська.
Куколка сидела у лестницы, почти неразличимая в полумраке.
— Караулишь? — спросил я.
— Ага. Взрослые спят. А новенькие… — Наська махнула рукой. — В игрушки играют. Радуются, что ничего не болит. И что можно вообще не спать.
— Вообще?
— Немножко всё-таки надо. Но нечасто. Особенно первый месяц после мутагена.
Я подошёл, сел рядом. Кроссовки и носки положил в сторону, пусть сохнут.
— Что у тебя в сумке?
— Сейчас посмотрим, — уклончиво сказал я. Сумка была ужасная, из вонючей клетчатой сине-белой клеёнки, с торчащими во все стороны нитями и косо вшитой молнией. Продавцы любят такие шутки, однажды я попросил банку чёрной икры и получил трёхлитровую стеклянную, закрытую пластиковой крышкой.
С трудом расстегнув заедающую молнию, я достал картонную коробку, лежавшую на самом верху. Распаковал под любопытным взглядом куколки.
— Вау… — сказала Наська восхищённо.
Это была шкатулка. Аляповато-яркая, пластиковая, усыпанная стразами. Я открыл — внутри оказалась куча отделений, ящичков, штырьков, зажимов. Для украшений, что ли?
Изнутри на крышке было зеркальце.
А ещё из центра шкатулки, едва я её открыл, выдвинулась маленькая фигурка балерины и принялась вращаться под позвякивающую мелодию.
Я оторопело смотрел на эту крикливую пошлятину.
— Это… это мне? — спросила Наська. У неё даже голосок подрагивал.
— Ну… да… — я протянул ей шкатулку.
— Максим! — облапив меня, Наська звонко чмокнула в щёку. — Как ты узнал, что я… спасибо!
Что она туда собиралась складывать? Никогда не замечал, чтобы кто-то из куколок или жниц таскал украшения.
Но судя по восторгу Наськи, это было то, о чём она мечтала всю жизнь. Ну, по меньшей мере последние десять секунд перед тем, как увидела.
Под коробкой со шкатулкой оказался большой свёрток. Я развернул его и с удивлением обнаружил внутри плащ. Чёрный короткий плащ — кажется, моего размера.
— Это ещё что… — изумился я.
Наська, не отрывая взгляда от вертящейся фигурки балерины, сказала:
— Одень.
— Надень, — поправил я машинально.
— Зануда… — фыркнула куколка.
Я встал, снял куртку и набросил плащ на плечи.
Ну, плащ как плащ. Довольно удобный. Может, он пуленепробиваемый?
— Тебе идёт, — сказала Наська, кинув на меня быстрый взгляд. — А то ходишь в куцых курточках, как ребёнок.
— В плаще лучше, что ли?
— Выглядишь внушительнее. Так это не ты выбирал?
— Нет.
— Мой поцелуй был ошибкой.
— Отработаю… — я надел плащ в рукава, присел, помахал руками. — Что, правда нормально выгляжу?
— Круто выглядишь. Девушкам понравится.
— Что б ты понимала…
Поколебавшись, я всё-таки переложил очки, кристаллики и всю мелочёвку из мокрой ветровки в плащ. Может, и глуповато выгляжу, в плащах только самые старомодные герои комиксов ходят, зато сухо.
В сумке был ещё один пакет, но он, вероятно, предназначался Дарине. Остальные подарков не удостоились. Ну и хорошо. Стратегу я бы точно не стал передавать подарков от Продавца, а то мало ли… вдруг он решил облегчить нам решение.
— Наська, ты вечно толчёшься в Комке.
— Я не толкусь, я помогаю покупки носить.
— Неважно. Как на твой взгляд, Продавцы — они хорошие или плохие?
Куколка задумчиво почесала кончик носа.
— Да так, норм. Иногда леденцами угощают.
— А глобально?
— Им всё пофиг, я думаю. Они от кристалликов балдеют. А нам так всё дают, по заявкам матери. Наверное, так Инсеки велели.
— Хорошо, тогда скажи — они умные?
Наська подняла на меня насмешливый взгляд:
— А ты сам подумай. Они сверху попадали на чужую планету в больших какашках. Сидят внутри, не спят, любую штуку могут продать, на всех языках говорят, ни с кем не ссорятся. Они умные или глупые?
— Согласен, — сказал я. — Ладно, пойду. Дарина где?
— Спроси Гнездо.
— Как я его спрошу? У меня Призыва нет.
Наська ухмыльнулась:
— Хитрый ты, Максим… Гнездо не сказало, что ты входишь. Значит, ты с ним поладил… Дарина в своей комнате. Найдёшь?
Кивнув, я подхватил последний пакет и пошёл.
— Верни полученный обманом поцелуй! — капризно потребовала куколка.
Я послал ей воздушный поцелуй.
Наська хихикнула и снова зачарованно погрузилась в изучение своей шкатулки.
В одном я был совершенно уверен: Продавцы ничего не делают просто так. Ничего волшебного в подарках нет, но умысел имеется.
Понять бы ещё, какой.
Постучав в дверь, я услышал слегка недоумённый голос Дарины:
— Да?
Кажется, они в двери не стучали.
Я вошёл.
Дарина лежала на накрытом одеялом матрасе и читала книжку. Просто читала! Самую обычную книжку, бумажную, старую. И было бы что-нибудь интересное, так ведь она читала Куприна!
Я вспомнил реплику Продавца и порадовался, что у неё в руках не Достоевский. А то пришлось бы допустить, что они предвидят будущее. Тогда уж совсем край, тогда можно лечь и помирать.
— Привет! — она обрадовалась, но вставать не стала, только книжку отложила. — Думала, позже придёшь.
— Уже выспался, — сказал я. — Наверное, из-за всех этих… мутагенов. Интересно?
— Ага! — радостно воскликнула Дарина.
— Тебе же, наверное, непонятно, — сказал я осторожно. — Не обижайся, мне самому многое непонятно, когда старых писателей читаю.
— Непонятно, — улыбнулась Дарина.
— Там хоть сноски какие-то есть, пояснения? — я присел рядом.
— Немного. Да я и не смотрю, так интереснее.
Она заметила, что я не понял, рассмеялась:
— Вот слушай… «Обитатели пригородного морского курорта — большей частью греки и евреи, жизнелюбивые и мнительные, как все южане, — поспешно перебирались в город. По размякшему шоссе без конца тянулись ломовые дроги, перегруженные всяческими домашними вещами: тюфяками, диванами, сундуками, стульями, умывальниками, самоварами. Жалко, и грустно, и противно было глядеть сквозь мутную кисею дождя на этот жалкий скарб, казавшийся таким изношенным, грязным и нищенским; на горничных и кухарок, сидевших на верху воза на мокром брезенте с какими-то утюгами, жестянками и корзинками в руках…»